Вера Дорофеева - Сто лет восхождения

Да, теперь уже ясно, что ученые и фашистской Германии, и союзной Америки интенсивно работают над созданием атомного оружия. Американцы хоть и союзники, но держат эти исследования в глубокой тайне. Почему? Вот он — парадокс двадцатого века. Проблема сугубо научная трансформируется в проблему и оборонную и политическую. Уже одно то, что разговор в высоком кабинете был подробным и конкретным, — свидетельство тому. Там Курчатов предельно сжато и точно отвечал на вопросы. А сейчас расслабился и дал волю сомнениям.

— В области ядра никак не слабее. Ты работал над этой проблемой много лет, а они — Иоффе и Капица — только интересовались ядром.

Курчатов кивает. Да, он не просто стоял у истоков, а упорно вгрызался в проблему, несмотря на все сомнения и порой откровенный скепсис. Хорошо, что в такой момент рядом Абрам Алиханов, которому можно доверить все сомнения. А их немало...

— Даже в Физтехе есть люди, которые сделали больше меня. Такое мне не под силу.

— А почему ты и твой коллектив достигали неизменно успеха?

— Стечение обстоятельств и некоторая толика усилий.

Алиханов только хмыкает: «Некоторая толика». Кокетничает Генерал. А ведь скажешь — искренне обидится. Хотя в тридцать девятом, чтобы заполучить для эксперимента по спонтанному делению урана подводную лодку, дошел до самого командующего Балтфлотом. И ведь убедил. Тот готов был выделить боевой корабль.

Абрам прихлебывает уже остывший чай и наносит последний, сокрушительный удар по сомнениям Курчатова:

— Ты — Генерал и должен возглавить эти работы!

Вагон бросает на стыках рельсов. Курчатов, откинув голову на спинку дивана, устало прикрыл глаза. Заснул он, что ли?

Алиханов тихо продолжает тянуть остывший чай, отдавшись весь своим заботам. В начале войны экспедицию на Алагез отменили, но Артем успел забросить оборудование в Армению. После приказа об отмене экспедиции он пробрался, пробился (сказать «приехал» значит ничего не сказать) в Казань. А в сорок втором все-таки удалось осуществить экспедицию. Категоричный вызов немедленно прибыть в Москву застал их уже в горах. Справится ли теперь Артем один с намеченным объемом исследований?

— А интересно, кто у американцев во главе? — голос Курчатова звучит все так же бодро. Значит, не спит, думает, переваривает их спор. — Ведь крупных ядерщиков у них до войны не было. Все страсти кипели в основном в Европе.

— А сколько к ним эмигрировало? Один Ферми...

— Да, этот стоит многих. И все-таки кто же?

Действительно, кто же?

Поначалу он вызывал у Гровса раздражение. Службисту, военному строителю, возводившему Пентагон, прошедшему все ступени длинной армейской лестницы, только что получившему заветные генеральские звездочки, претили очевидная интеллигентность и артистичность собеседника. И как тот многозначительно покашливал, делая паузы в разговоре, и как складывал кисти рук перед губами, словно отдавшись своим глубинным мыслям, забыв и о собеседнике, и о предмете беседы. Что это, наигрыш, поза, ставшие привычкой? Пусть так. Но здесь, в купе пульмана, о них можно было бы и забыть. Ведь предмет разговора достаточно серьезен: проект создания единого центра атомных исследований.

Сейчас лаборатории раскиданы по обширной территории не только Соединенных Штатов, но и Канады и Англии. Уже всем ясно: при подобной организации путаницы, дублирования в исследованиях не избежать. Да и темп работ, естественно, замедлится. Необходим единый центр, в котором все ведущие ученые были бы собраны в мощный, мобильный кулак. И пришел к этой мысли первым именно он — собеседник генерала Гровса, профессор теоретической физики университета в Беркли и Калифорнийского политехнического института в Пасадене Роберт Оппенгеймер, кумир студентов, прозванный молодыми физиками Оппи.

Казалось бы, легко построить разговор с человеком, досье которого основательно изучил перед этим. Зафиксирована в тех документах и некая «красноватость» Оппенгеймера: роман с коммунисткой Джейн Тэтлок, достаточно левацкие высказывания относительно гражданской войны в Испании. Словом, грешки молодости, которые еще предстояло детально выяснить, проработать.

Сейчас цель у Гровса и Оппенгеймера одна. Правда, генералу, который знаком с коридорами, лабиринтами и тупиками власти и бюрократии Вашингтона, но так никогда и не постигшему механизма деления урана, все это кажется грандиозным блефом. Недаром один из видных чиновников, в чьем ведении находится «Манхэттен-проект», в шутку заявил Гровсу, что приобрел в Вашингтоне дом рядом с конгрессом, и посоветовал сделать то же самое бригадному генералу.

— После войны, когда все кончится, нам, очевидно, придется постоянно жить в столице, так как будем давать бесчисленные показания в различных комиссиях сената и конгресса.

«Манхэттен-проект» с каждым днем все больше разрастается, вбирая огромные средства, привлекая все новых и новых людей.

Оппенгеймеру сорок с небольшим — это расцвет творческих сил ученого. А за плечами у него несколько интересных теоретических работ. Последняя, выполненная группой ученых во главе с ним, посвящена как раз гипотетической бомбе. Но об этом знает лишь узкий круг исследователей. Обожание же студентов в Беркли и Пасадене — это еще не своя научная школа, как у Ферми, Бора...

В вопросах атомной физики генерал Гровс разбирается слабо. Это дело ученых, «битых горшков», как в его окружении называют интеллектуалов. А вот человеческая психология опытному администратору Гровсу вполне доступна. Жаждет крупного дела, а значит, и славы этот интеллигент. Коллеги и студенты с непонятным Гровсу восторгом повторяют ответ Оппи на вопрос декана физического факультета в Беркли, что побудило профессора отдать предпочтение их университету: «Просто немного старинных книг. Я буквально очарован коллекцией французской поэзии шестнадцатого и семнадцатого столетий в вашей университетской библиотеке».

Сейчас, в купе экспресса, предмет делового разговора иной: «Бомба Х». И Гровс с удовлетворением наблюдает, как постепенно, словно сухой лист с початка кукурузы, сползают с собеседника претящие генералу равнодушие, сдержанность, экстравагантность и артистичность. Голос профессора уже не лениво-тягуч, как в начале беседы, а энергичен. Предложения, как формулы, точны, высказывания кратки. Дело есть дело. Тут уж не до позы.

Да, идея богатая. Единственный выход — сосредоточить всех, занимающихся супероружием, в одном месте. И силы исследовательские сконцентрированы, и секреты уберечь легче. Но вот где найти такое местечко? Уж на что Ок-Ридж, где началось строительство плутониевых заводов, до недавнего времени считался пустынным. А ведь задержали там недавно двух германских агентов, которые высадились на Атлантическом побережье с вражеской подводной лодки.