Вера Дорофеева - Сто лет восхождения

Флеров, собрав свои выкладки и расчеты, сделанные в тощей ученической тетради, уже покидал трибуну. А Иоффе все сидел с каким-то улыбчивым, размягченным, немножко гордым лицом: «Вон какие у нас орлы в Физтехе». Да и в зале у всех выражения лиц как в старые добрые времена. У Арцимовича некоторый скепсис, губы плотно сжаты в узкую полоску. Но это маска. Мысль лихорадочно работает, производя в уме точные расчеты. У Алиханьяна глаза полыхают каким-то дьявольским огнем. Старший из братьев, Абрам, спокойнее других. На мгновение мелькнула мысль, что Флеров убедил всех.

Но в следующую секунду поднялся академик Иоффе. И по тому, как он произнес начальные слова: «Мы благодарны уважаемому...» — Флерову все стало ясно. Хоть и недолго по сравнению с другими проработал он в Физтехе, но привычки директора облекать отказ в изысканно-вежливую форму, сделавшую бы честь изощренному дипломату, знал.

Истекали восьмые сутки его, теперь уже бесполезного, отпуска. По военному времени, чтобы добраться из Казани до Йошкар-Олы, нужно минимум два дня.

Даже сейчас, с расстояния четырех десятилетий, мы никому не можем бросить упрека. Директор Физтеха да и другие ученые старшего поколения отлично понимали, что обращаться в правительство с домыслами и предположениями, когда страна истекает кровью, напрягая все силы, чтобы выстоять, было немыслимо.

Иными словами, ситуацию «Сцилард — Эйнштейн — Рузвельт» в нашей стране зимой 1942 года разыграть было невозможно.

Но и Флеров был прав в своих предположениях.

Попади в это пустынное помещение из бетона, замкнутое к тому же тяжелыми чугунными воротами, шпион, он вряд ли бы что-либо понял. В ящиках был всего лишь черный, матово отсвечивающий графит. И когда начинали распаковывать очередной ящик, въедливая пыль мгновенно покрывала лица и руки, лабораторные халаты и обувь. На теннисный корт, что был расположен под трибунами университетского стадиона в Чикаго, уже начали прибывать грузовики с первыми ящиками сверхсекретного груза.

Известная фирма резиновых изделий и шин Гудира доставила баллон из аэростатной ткани, но... кубической формы. Представители фирмы, наблюдая за выгрузкой своего изделия, продолжая давний спор с заказчиком, молодым исследователем из группы Ферми, Гербертом Андерсеном, заметили, что вряд ли аэростат такой необычной формы полетит. Но заказчик вполне серьезно ответил, что у них и не такие штуки летают.

В тот же день физики с помощью крана водрузили куб на корте под трибунами. Плотники быстро смонтировали внутри него деревянный каркас-распорки. И физики во главе с Ферми начали кладку первого в мире уранового котла. Была весна 1942 года.

К концу первого же часа силы исследователей оказались на исходе. Все-таки таскать графитовые бруски весом в 45 килограммов — работа нелегкая. Кроме того, графитовая пыль покрыла пол толстым скользким слоем. У тех, кто вел кладку, перетаскивал графитовые блоки и банки с окисью урана, ощущение было такое, словно они ступают по вощеному полу. На помощь пришли учащиеся соседнего колледжа, рабочие столярных мастерских. Они стали грузчиками, которые подтаскивали черные блоки к клапанному отверстию куба-аэростата. Внутри же вели кладку лишь исследователи из группы Ферми.

День за днем продолжалась эта изнурительная, в полном смысле слова черная, работа. К декабрю 1942 года кладка была закончена. Представитель фирмы резиновых изделий и шин оказался прав. Аэростат необычной формы действительно не полетел. Он просто оказался физикам не нужен, поскольку для поддержания атомного огня по потребовалось выкачивать из оболочки воздух, создавая вакуум. Да и сама «атомная печь» потребовала меньших размеров, чем предполагалось по расчетам.

Самый молодой лауреат Нобелевской премии Энрико Ферми довольно решительно променял в 1939 году пышный титул «его превосходительство» в фашистской Италии на статус эмигранта в США.

Трудно сказать, кому из профессоров Колумбийского университета весной 1941 года пришла мысль учредить среди коллег «Общество пророков». Война уже захлестывала Европу. И разговор в университетском клубе неизменно вертелся вокруг сообщений с театра военных действий. Теперь, когда Франция раздавлена, предпримет ли Гитлер попытку высадиться на Британских островах? Будут ли атакованы немецкими подлодками, несмотря на нейтралитет США, американские транспортные суда, идущие с грузом в Англию? И вот первого июня 1941 года отчаянным спорщикам-пророкам были розданы листки бумаги с наиболее жгучими вопросами по текущим международным событиям. Каждый из них должен был ответить очень кратко: «да» или «нет». Никаких комментариев.

Ежедневно утром в течение двух месяцев пророкам предстояло отвечать на десять вопросов. Во многих случаях листок, заполненный Ферми, пестрел однообразным «нет». Каково же было удивление всех, когда шутливое звание истинного пророка среди профессоров Колумбийского университета досталось Энрико Ферми. Почти все его предсказания сбылись с поразительной точностью. Гитлер так и не высадился в Англии. Американские корабли не были атакованы фашистскими субмаринами. Ферми заработал девяносто семь очков из ста. Давая своеобразное интервью по поводу своей победы, он пояснил, что перемены в существующем порядке вещей совершаются гораздо реже и медленнее, чем о них спорят и размышляют. Поэтому он избрал для своих ответов только консервативную форму «нет». Но Ферми все же не стал стопроцентным пророком. Консерватизм помешал ему предсказать коварное нападение «третьего рейха» на Советский Союз. А такой вопрос значился первым номером в опросных листках.

Письмо к президенту Рузвельту, подписанное Эйнштейном, сработало, словно мина замедленного действия. Сначала был организован консультативный комитет по урану, в который вошли представители Национального бюро стандартов США (в меньшинстве) и представители армии и военно-морского флота (в большинстве). Для ученых, уроженцев США, заинтересованность военных в их исследованиях казалась абсурдной. Они еще исповедовали идеалы «чистой науки», стоящей вне политики и тем более военных нужд. Их коллеги — эмигранты из Европы, испытавшие на себе давление тоталитарных режимов на науку, рассуждали по-другому. Не спрашивая мнения ни тех, ни других, комитет по урану предложил армии и флоту выделить средства для работ по созданию атомного оружия.

Национальный комитет по оборонным исследованиям, образованный еще в июне 1940 года, возглавлял доктор Ваниевар Буш. Урановый комитет стал его составной частью, а организация росла не по дням, а по часам, протянув свои щупальца ко всем атомным исследованиям на Американском континенте. Армия уже выделила университетам для урановых дел 300 тысяч долларов. И в марте сорок первого года в лаборатории Калифорнийского университета из окиси урана впервые было добыто микроскопическое количество плутония, который, по предсказаниям физиков, должен был стать основой сверхмощного оружия.