Вера Дорофеева - Сто лет восхождения

Арцимович молча протягивает «катюшу» — зажигалку, которые уже приспособились мастерить из патронных гильз физтеховские умельцы. Естественно, завязывается разговор.

Да, мир тесен. И судьбы людей непременно и причудливо переплетаются в нем. Сколько раз в юности Лев пробегал по соседней улице в Минске, на которой, оказывается, жила семья стоматолога. И она отлично знает их дом и его стариков. И даже хорошо помнит сестру Катю, с которой училась в одной школе, только в разных классах. А голос у нее хриплый потому, что она застудила связки, когда пешком в первые дни войны уходила из Минска. Пришлось ночевать и в поле, и в лесу.

Арцимович смотрит, как жадно тянет соседка самокрутку, вместе с клубами махорочного дыма выцеживает краткие, но страшные подробности своего исхода из горящего Минска. О разбомбленных составах с эвакуированными, о ракетах диверсантов, вдруг осветивших до мельчайших подробностей при налете немецкой авиации вокзал в Бобруйске. О бессилии и отчаянии, когда над потонувшей в пыльных клубах, переполненной устало бредущими людьми дорогой вдруг с ревом и треском проносится фашистский самолет. А после на большаке, на обочине остаются тела.

В свете серого зимнего дня, льющегося из огромного стрельчатого окна, в который уперлась самодельная стенка из шкафов, Арцимович вдруг замечает, что не льняные волосы, как он подумал в самом начале, а ранняя седина выбилась из-под накрахмаленной шапочки. И две горькие складки легки на это молодое лицо.

Докурив, соседка ушла к себе. Арцимович сидел и думал о своих стариках. Все, что пережила эта женщина, не по силам вынести папе с мамой.

Чувство бессилия и боли, чувство злости, казалось уже задавленное, запрятанное глубоко внутрь, поднялось в нем с новой силой.

Да, он послушался Абрама Федоровича, умом приняв довод, что в тылу сможет принести гораздо больше пользы. Наверное, сможет. Но после такого рассказа логичным было только одно: взять винтовку и оказаться там... Но уже и самому Арцимовичу не раз приходилось оперировать теми же аргументами, что и Иоффе, в разговорах с молодыми физтеховцами: Стивой Лукьяновым, Мишей Козодоевым. Они тоже рвались на фронт. Как выяснилось, обивали пороги военкомата и здесь, в Казани, — хотели воспользоваться неразберихой первых дней, чтобы уйти на фронт. Хорошо, горвоенком оказался мужиком сообразительным. А без них задуманное осуществить будет трудно. Хотя где гарантия, что и с ними, молодыми и горячими, что-то получится?

Физтех, да и другие институты, эвакуированные в Казань, еще делили лабораторные помещения, торгуясь из-за каждого метра. А вице-президент Академии, Красный Колумб, как окрестила его одна английская газета, легендарная личность, чья ассирийская борода была известна всей стране, — Отто Юльевич Шмидт уже в сентябре докладывал уполномоченному Государственного Комитета Обороны обширный план. Было утверждено 200 тем, на которых в ближайшие месяцы должны были сосредоточить свои усилия сотрудники институтов Академии наук, чтобы оснастить необходимой техникой нашу армию и Военно-Морской Флот. Значилась в длинном списке и, та, за разработку которой взялся доктор физико-технических наук Арцимович.

В официальных документах эта работа называлась довольно многословно: «Разработка методики и создание прибора с использованием в темноте инфракрасной области спектра». На ученом совете Физтеха Иоффе окрестил ее более кратко: «Темновидение».

В обычных условиях только на исследование основных принципов этой проблемы потребовалось бы пять лет минимум. А уж о компактном, надежном приборе и говорить нечего: лет десять, не меньше. Но война смяла все представления и масштабы.

На фронте счет ежесекундно шел на человеческие жизни, Так допустимо ли было здесь, в незатемненной Казани, пусть в тесноте, пусть при отсутствии оборудования, медлить с созданием такого необходимого и такого сложного теперь уже даже не прибора, а нового вида вооружения?

И вот расчеты, над которыми он сидит по двенадцать часов в сутки. А что делать? Он не специалист в этой области физики. Но в жизни любого исследователя наступает момент, когда поначалу он берется за «чужое дело». Проблема ядра тоже когда-то для них всех казалась чужой.

А «Полное отражение» — его первое исследование? Оно как первая любовь. Все в той работе и по сей день кажется изысканно-точным, даже изящным. Методика, расчеты, результаты. Но тогда он не оставался один на один с абсолютно незнакомой темой. Рядом всегда находились братья Алихановы, с их опытом, с их пониманием скрытой сути предмета исследований, с их готовностью подстраховать.

Интересы их в науке теперь разошлись. Братья по-прежнему увлечены энергией космических лучей. Весь последний год они готовились к высокогорной длительной экспедиции на Кавказ, которую должен был возглавить Абрам Алиханов. Артем разрабатывал план работ, подбирал сотрудников, ругался в мастерских, где задержали изготовление приборов. Произносил пламенные речи на активах Физтеха, клеймя позором всех, кого хоть в малейшей мере подозревал в противодействии экспедиции.

Отъезд экспедиции был назначен на конец июня из Москвы, где уже несколько месяцев находился Артем. С известием о начале войны никто в президиуме Академии как-то не подумал о целесообразности этой работы в создавшихся условиях. Пока разрабатывали план сугубо оборонной тематики, пока занимались вопросами эвакуации... Словом, приказа об отмене экспедиции никто не давал. Выждав неделю, Артем начал действовать. Правда, сотрудников у него уже забрали на более насущные дела. Алиханьян понимал, что вскоре может остаться один на один с уникальным оборудованием и обширным запасом продовольствия. К тому же кое-кто из снабженцев, отлично зная, что находится в этих ящиках, отмаркированных красной надписью: «Высокогорная экспедиция АН СССР», уже начал делать петли-заходы вокруг Артема, намекая на изменившиеся обстоятельства и нужды военного времени.

Наконец разрешение было получено. С невероятными трудностями Алиханьян добирался к месту назначения со своим уникальным грузом. Но он так и не добрался до своих вершин.

...Когда, снаряжая экспедицию, Алиханьян выбивал разрешение на оружие, Арцимович да и другие физтеховцы только смеялись. Зачем? От кого?

Кто-то из молодых даже втиснул в очередной институтский капустник балладу, взяв за основу «Кавказ подо мною, один в вышине...». В стихах довольно едко говорилось о мечтаниях одного звездочета — потомка абреков — сразиться с космосом, диверсантами и всеми, кто покусится на модернизированную камеру Вильсона и счетчик Гейгера. Все было расписано очень тонко, со вкусом. Так, что даже самолюбивый Артем остался доволен. Получив наган, как мальчишка, возился с ним, беспрестанно разбирал и протирал. Собираясь же на очередное свидание, непременно надевал под пиджак тяжелую кобуру.