Вера Дорофеева - Сто лет восхождения

Все ушло, оставив им лишь порыв и понимание друг друга — товарищей по оружию в поисках истины.

Они стали другими. И иными глазами уже смотрели на очевидное. И одинаково воспринимали все то, что удалось получить, наблюдать, измерить.

А картина становилась более запутанной, чем в начале их сегодняшнего затяжного пути. Утром у них были разные мнения: термояд это или нет. Сейчас мнение едино, хотя никто не высказал еще его вслух. Но ясности-то нет. Какова же тогда природа возникновения нейтронов. Какие процессы происходят в плазме?

Высочайшее напряжение, охватившее их, давало уверенность, что еще немного, еще самую малость и истина откроется им, внесет ясность, четкость, разрешит все сомнения. Ради этого стоит работать и сутки, и двое...

Но Арцимович ровным, бесстрастным тоном роняет:

— Осталось четыре банки аккумуляторов.

В последний раз они запускают установку. В последний раз в этот длинный день оживает счетчик нейтронов, стреляя краткой автоматной очередью. В последний раз ложится новой строкой запись в лабораторном журнале. И в последний раз Арцимович что-то сосредоточенно пишет своим мелким, твердым почерком на тыльной стороне пустой коробки из-под «Казбека», не замечая благостной, расслабляющей тишины, которая заполнила каждый уголок, каждую щелочку в перегретом за день помещении.

Они все в изнеможении еще сидят на местах, лишь начиная возвращаться мыслями и чувствами в окружающий мир. Напряжение медленно, нехотя покидает их, уступая место тяжкой усталости. Не только что-либо обсуждать, нет сил просто перекинуться друг с другом даже незначительной житейской фразой. Но вдруг Арцимович стучит пальцами по крышке папиросной коробки и бросает убежденно твердо:

— Нет! Не термояд!

И это восклицание, гулко разлетевшееся по всему помещению, подводит черту под долгим, изнурительным днем.

Они медленно выходят в парк. Волна запахов приближающейся осени накатывается на них. В дальних аллеях сжигают засохшую листву. А в кронах еще не оголенных деревьев сонно перекликаются птицы. Участники контрольного эксперимента молча бредут по пустынным дорожкам к проходной. И только перед самой дверью Арцимович произносит:

— Отрицательный результат — тоже результат.

Но это им еще предстоит доказывать.

А пока группа под руководством Арцимовича бьется над тем , чтобы получить управляемую термоядерную реакцию для мирных целей , американцы готовятся к испытанию водородной бомбы .

Второго ноября 1952 года, теперь уже над атоллом Эниветок в Тихом океане, вновь поднялось, запылало, устрашающе вспухло многокилометровое грибовидное облако. Американцы провели испытание первого термоядерного устройства. На этот раз событие под кодовым названием «Майк» уже не было окутано таким плотным покровом сверхсекретности, как испытание первой атомной бомбы в Нью-Мехико. Наоборот, целый отряд американских журналистов был приглашен, чтобы восславить еще раз техническую мощь и силу разума Америки. Это было крайне необходимо после шока 1949 года, когда мир узнал, что монополия Соединенных Штатов на атомное оружие безвозвратно ушла в прошлое. Теперь американские газеты вновь обрели свой обычный тон превосходства, публикуя репортажи, комментарии корреспондентов, наблюдавших за взрывом термоядерного устройства на атолле Эниветок.

Но в хоре восторгов и похвал звучали и скептические нотки. Один из видных американских журналистов Старк Олсоп назвал это приспособление для взрыва «чудовищно большим, превышающим по своим размерам большой дом». И дальше с трезвой горечью констатировал: «Невозможно запустить в космос нечто столь большое, как дом. Проблема заключается в том, чтобы уменьшить «Майка» так, чтобы водородный заряд, достаточно маленький для того, чтобы его можно было поместить в баллистическую ракету, мог нанести мощный удар порядка миллиона тонн».

Американцы продолжали козырять пока еще несуществующей водородной бомбой. Достижения физики опять стали орудием политического шантажа.

И все помыслы Курчатова и его соратников и сотрудников были направлены на то, чтобы в кратчайший срок создать для страны надежный ядерный щит.

Проведены необходимые расчеты. Подготовлена тончайшая аппаратура для регистрации ядерных реакций во время взрыва. И, как всегда, привлечен к работе самый широкий круг специалистов разных областей науки и техники. Это стиль Курчатова, основа его деятельности и его успехов.

Но все чаще крупное тело Игоря Васильевича мучают приступы слабости. Кружится голова. Знакомое чувство, будто он вот-вот потеряет сознание, подступает к нему. Такое уже было в далекие тридцатые годы во время отладки циклотрона в Радиевом институте. Тогда все обошлось. Он даже не обращался к врачам. Но сейчас медики сами вмешиваются, вынося суровый диагноз: спазм сосудов головного мозга — и укладывают в постель. Но Курчатов и в постели руководит по телефону, дает советы, устраивает разносы и со смехом отвечает сотрудникам и друзьям: «У меня микрокондрашка».

Он не может позволить себе роскошь болеть, как все люди. Близится новый срок «Ч». На этот раз будет испытана первая действительно водородная бомба, а не громоздкое сооружение, как у американцев.

Двенадцатого августа 1953 года предрассветную сизую темноту на далеком полигоне в клочья рвет сокрушительный, плавящий все вокруг — броню и базальтовую почву — ослепительный термоядерный взрыв.

Все повторяется, как в сорок девятом. И все — по-другому. Мучительно тянется расчетное время. Надо ждать, пока осядет радиация. И хотя жадное нетерпение владеет физиками, первыми к эпицентру взрыва на танках, облаченные в спецкостюмы, отправляются все же медики и биологи. Только после их разрешения представители армии, исследователи, ведущие измерения, направляются к тому месту, где еще недавно возвышалась металлическая конструкция, на которой лежала водородная бомба. Но башни теперь нет. Металл испарился. Бесследно исчезло даже бетонное основание, на котором покоилась металлическая конструкция. Только глубокая воронка дает точную привязку на местности.

А вокруг, как вулканическая лава, спекшаяся, желтая, испещренная трещинами земля. Расплавленная почва тянется на многие километры, постепенно превращаясь в пленку, потом просто в полосу обугленной земли.

Но это была бесплодная, удаленная на тысячи километров от человеческого жилья земля. И все равно предусмотрены все меры безопасности. Игорь Васильевич любил и ценил жизнь.

Да, он знал, что американцы превратили в Тихом океане атоллы Эниветок и Бикини в полигон. Но еще не было известно, что на этих атоллах, с которых американцы бесцеремонно выселили коренных жителей, уже существуют плантации кокосовых пальм, окруженные надписями: «Не ешьте плодов с деревьев, они отравлены». И никто не предполагал, что стремление американцев догнать русских во что бы то ни стало в гонке с водородной бомбой закончится так трагически для экипажа японского рыболовного траулера с поэтическим названием «Счастливый дракон № 5».