Вера Дорофеева - Сто лет восхождения

А время бежало, как всегда, и вот уже апрель 1956-го.

Увесистые якоря с тяжелым вздохом ударили в водную грудь вместительной бухты. За кормой крейсера «Орджоникидзе» затих пенистый след от винтов. И на мачте корабля Военно-Морского Флота СССР согласно традициям мореходов взвился вымпел Великобритании: синее поле, перечеркнутое красными крестами с белой каймой поперек и по диагонали. Правительственная делегация Советского Союза прибыла в Англию.

С верхней палубы вместе с другими членами делегации Курчатов смотрел на незнакомый ландшафт, на толпы людей, усыпавших берег бухты, на старинные постройки — свидетели разных эпох истории.

В сознании одних Англия сочеталась с романами Диккенса и Голсуорси. У других она олицетворялась с коварством Черчилля и руинами Ковентри. Для Игоря Васильевича Курчатова в первую очередь это была страна Резерфорда. Отсюда была отправлена во все крупнейшие лаборатории мира знаменитая телеграмма Чедвика об открытии им нейтронов.

До начала второй мировой войны физики работали в разных лабораториях мира, но были едины в своем поиске. В стремлении овладеть энергией атома они объединялись в удивительное братство, которым гордились, традиции которого поддерживали. Война оборвала эти интернациональные связи, а атомные бомбы, сброшенные в Японии, превратили их в пепел. И неужели навсегда их науке суждено быть только инструментом в руках политиков?

Да, Игорю Васильевичу пришлось потратить много сил, чтобы подготовить президиум Академии к мысли: достижения советских ученых в области атомных исследований должны стать достоянием мира. Это будет проявлением не слабости, а силы советской науки.

Доклад, который Курчатов вез в Англию, состоял из двух частей. Одна — о достижениях атомной энергетики, о тех, теперь уже ближайших, перспективах, которые скоро примут зримые, вещественные черты новых электростанций и первого в мире атомного ледокола. Вторую часть доклада он отводил проблемам управляемого термоядерного синтеза. Штурм закончился не так, как ожидали теоретики. И советские исследователи сейчас перестраиваются, переходят к планомерной осаде плазмы. Но все равно, уже есть достижения, есть результаты.

В тридцатые годы, в самом начале пути, они лишь повторяли уже пройденное другими. Теперь они получили свои результаты. Спустя столько лет Курчатов снова будет выступать перед зарубежными коллегами, соревнование с которыми так много значило всегда для тех и для других. Ему предстоит не только прочитать доклад, но и отвечать на вопросы из зала. В одних будет заключена здоровая жадность истинных физиков — знать и понять новое. В других проявится явственный скептицизм. В третьих будет свое видение проблемы, отрицающее значимость, весомость сделанного советскими исследователями. Не так-то легко расставаться с положением лидеров, которое складывалось в этой области науки десятилетиями. Сможет ли здравый смысл переломить недоверие, враждебность, разобщенность минувших лет, сковавших Европу, да только ли ее одну, панцирем «холодной войны»?

В последние дни перед отъездом Игорь Васильевич вместе с Арцимовичем не только тщательно выверял каждую фразу во второй части доклада. Они еще вели и своеобразную игру. Лев Андреевич «играл» за противную сторону. И трудно было бы найти более придирчивого и коварного противника. Арцимович — в эпицентре проблемы. Он прошел весь путь от совещания в Клошмерле до того решительного первого заявления: «Нет, это не термояд!» Тогда многие видные физики, особенно теоретики, не сомневались в достигнутом и требовали ударить в победные литавры. Но Курчатов поверил не им — Арцимовичу.

В дни подготовки доклада они сидели в просторном кабинете Курчатова вдвоем. На ходу вместе уточняли формулировки ответов, шлифовали фразы, добиваясь, чтобы мысль была отточена, как клинок.

Чем продолжительнее эта репетиция, чем точнее ответы Курчатова, тем мрачнее становится Арцимович.

Понять перемену в его настроении не так уж сложно. Четверть века знают они друг друга. И если мерить их отношения в традиционном масштабе — не один пуд соли вместе съели. Курчатову известно, как самолюбив его давний товарищ. По сути дела, этот доклад — результат работы коллектива, который возглавляет Арцимович, а докладывать будет Курчатов. Обидно? Наверняка.

Но речь-то идет о большем, чем ожидание возможного признания. Этот визит — тропа, если уж мыслить образами, в глубоком рыхлом снегу, которую выпало проторить Курчатову.

...Кортеж машин советской правительственной делегации в сопровождении традиционного эскорта мотоциклистов по широкому шоссе быстро удаляется от Лондона. Плывут мимо зеленые ухоженные поля, перемежаясь еще только закипающими листвой редкими перелесками. Мелькнет одиноко за плотной стеной придорожного кустарника фасад стоящего на этой земле столетиями старинного фермерского дома. И опять поля, поля...

Путь делегации лежит в центр атомных исследований Великобритании — Харуэлл. Уже мелькают разбросанные среди газонов краснокирпичные коттеджи городка ученых. Вместительные старомодные «роллс-ройсы» втягиваются, вплывают в плотный коридор людей, выстроившихся вдоль дороги к главному зданию атомного центра.

Когда шум автомобильных моторов затихает, в весеннем воздухе, особенно чистом после Лондона, слышатся аплодисменты. Джон Коккрофт, директор Харуэллского центра, произносит традиционные слова приветствия. Звучит в его речи и воспоминание о совместной борьбе с фашизмом, о военных тяготах, основной груз которых вынес на своих плечах русский народ. Все-таки не забыли об этом здесь, на Британских островах, не стерли из памяти, несмотря на годы «холодной войны».

После торжественного приветствия гостей облачают в белые халаты, специальные боты, и начинается осмотр центра. Они поднимаются на крышу главного здания и со смотровой площадки оглядывают всю территорию Харуэлла. Что ж, нетесно живут английские физики-атомники. Над двумя кубами зданий нависли строительные краны. Джон Коккрофт поясняет гостям:

— Сейчас мы строим два мощных реактора, работающих на тяжелой воде,— «Дидону» и «Плутон». «Дидону» собираемся в августе закончить. Вы же увидите графитовый котел «Бепо» и реактор «Зевс».

Ну что ж, теперь, когда глава лаборатории номер два увидел все собственными глазами, можно с уверенностью сказать: напряженная жизнь последних десяти лет не была напрасной. Советские ученые явно ушли вперед в перспективных исследованиях. Курчатов думал сейчас о том, как хорошо, что в свое время удалось отстоять идею строительства первой атомной электростанции, привлечь к работе над проектами будущих атомных энергогигантов широкий круг конструкторов и видных деятелей промышленности. И можно смело ответить на вопросы корреспондентов, обращенные непосредственно к нему. Правда, он пока ограничится сдержанным заявлением: «Установки в Харуэлле похожи на те, которые имеются в Советском Союзе». Крупнейшие агентства, освещавшие посещение английского атомного центра советской делегацией, не прошли мимо высказывания Курчатова, выделили его в отчете.