Вера Дорофеева - Сто лет восхождения

— А как же с лабораторией? — Но продолжить вопрос Головину не удается. Нарком с нажимом произносит:

— Договорились. Согласны?..

Восемь лет напряженной работы, когда дела организационные заметно потеснили исследовательские, тоска по настоящему эксперименту и неудовлетворенность, что он так и может остаться администратором от науки. Но открыто Головин ни разу никому не дал этого понять. Правда, пропагандируя идею МТР, он втайне надеялся, что получит возможность заниматься этой темой. Но первый, стартовый этап все же состоялся без его активного участия. И вот этот новогодний звонок, в котором весь Курчатов со своей стремительностью в решениях и действиях.

До наступления Нового, 1958 года оставалось несколько часов.

Буквально с первых дней нового года все они закрутились в уже привычном темпе. Головин почти безвылазно торчал в Ленинграде, сначала у конструкторов, потом на заводах. Явлинский тоже наседал на тех, кто конструировал его «Токамак». У Головина сроки были предельно сжатыми. Поэтому он забрал себе почти всех инженеров отдела. Явлинский, сам обладавший недюжинным инженерным мышлением, сделал в отборе упор на физиков. В его команде теперь были Ксения Разумова, Валерий Муховатов, позже присоединился Владимир Стрелков.

Головину еще только предстояло создать свою группу исследователей. И он крутился между институтом, конструкторами, заводами. На территории строители спешно возводили огромный корпус будущих установок, здесь тоже не обошлось без вмешательства Курчатова. Он спешил...

Организовали еженедельный семинар по термоядерным реакциям, на который съезжались физики со всей страны. Сам Курчатов окрестил эти мероприятия емко и образно — ликбез. Необходимо было прояснить исследователям некоторые «манеры поведения» и «коварство» все еще не укрощенной плазмы.

Словно вернулись вновь времена «Ядерного семинара» — давние прекрасные времена молодости, когда кипели страсти, сшибались мнения и всех пленял азарт неукротимого поиска. Но тогда для «Ядерного семинара» достаточно было обычной институтской комнаты средних размеров. Теперь же семинар собирался в большой аудитории Института атомной энергии, где кресла сомкнутыми рядами круто поднимались вверх.

Курчатов с прилежностью первого ученика пунктуально появлялся на этих семинарах с неизменным томом для записей, одетым в переплет от биографии Неру, и занимал место в первом ряду. Многим казалось, что Курчатов в то время сосредоточил все свои усилия на термоядерном синтезе. Но в «хижину лесника» приходили работать авторы нового реактора. Им казалось, что Борода всецело поглощен развитием атомной энергетики, строительством Воронежской и Белоярской АЭС, испытанием атомных судовых реакторов, которыми занимался академик Анатолий Петрович Александров.

Помимо этого, вскоре предстояла конференция в Женеве по мирному использованию атомной энергии. В научных кругах распространился упорный слух: американцы попытаются в Женеве взять реванш за Харуэлл и первый советский спутник. Курчатов с жадностью взялся за изучение материалов к конференции.

Каждую среду в большой аудитории на семинаре малейшая неясность подвергается всестороннему коллективному анализу. Теперь в большой моде стиль Арцимовича, который долгие годы раздражал многих, — все подвергать безжалостному сомнению и требовать аргументированных доказательств.

Сам Лев Андреевич готовит обзорный доклад для Женевы. Он дает в нем четкую классификацию различных методов использования магнитного поля для удержания и нагрева плазмы. В этом докладе детально рассматриваются свойства будущих термоядерных реакторов. Но главное — в заключительных словах доклада. Молодец Лев! Игорь Васильевич даже отметил на полях этот предельно точный по мысли абзац: «Проблема термоядерного синтеза требует для своего решения максимальной концентрации интеллектуальных усилий и мобилизации очень значительных материальных средств и сложной техники. Она как бы специально создана для того, чтобы стать предметом тесного сотрудничества ученых и инженеров различных стран, работающих по согласованной общей программе и непрерывно обменивающихся результатами своих расчетов, опытов и технологических разработок. Объединение исследований по проблеме управляемых реакций синтеза в интернациональном масштабе, несомненно, должно привести к значительному сокращению срока, который нужен для того, чтобы мы пришли к намеченной цели».

Вот так, достаточно четко и прямо. Без дипломатических подходов. Путь у физиков может быть один. Возможны различные нюансы. Но магистраль одна. И нечего нестись по ней взапуски, очертя голову, а нужно творить одно общее дело.

В «хижине лесника» члены советской делегации обстоятельно рассказывали потом о конференции на берегу Женевского озера.

Две с половиной тысячи докладов по различным проблемам атомной физики было сделано в те дни во Дворце наций.

Сто пять из них оказались посвященными управляемому термоядерному синтезу. Но именно они и стали главной темой конференции. В этой области физики началась новая эпоха. Быть может, это уже не их эпоха, а идущего за ними, пока еще молодого, неопытного поколения исследователей.

Курчатова интересовало все. И реакция зала на доклады советских физиков. И реакция публики на азартную попытку Игоря Евгеньевича Тамма прокатиться на водных лыжах по Женевскому озеру. И совместные походы советских и американских ученых в уютные швейцарские ресторанчики. И темы бесед в кулуарах. И тот дух взаимного узнавания, который хоть в чем-то должен был возродить прекрасное довоенное братство физиков.

Монтаж «Огры» шел в стремительном темпе. Головин, официально назначенный в марте 1958 года начальником нового объекта, доказал, что за годы работы заместителем у Курчатова прошел отличную школу. «Огра» была построена в поразительно короткий срок. Начались планомерные эксперименты, в ходе которых надеялись получить плазму с поистине термоядерными параметрами.

Ум человеческий дерзок и решителен, но при появлении нового, неизведанного старается подобрать для сравнения привычные образы и понятия. Говорили и писали, что плазма в «Огре» заключена в невидимый тоннель, закупоренный с двух сторон магнитными полями. Может, потому, что эти магнитные поля между собой физики называли зеркалами, родился и очередной, даже поэтический образ. Плазма сравнивалась с пламенем горящей свечи, помещенной между двух зеркал, как в сцене гадания Светланы.

Но в балладе Жуковского пламя свечи горело хоть и трепетно, но все же устойчиво. В камере же «Огры» все происходило, увы, не столь стабильно. По первоначальным расчетам, когда «Огра» лишь задумывалась, за основу было взято предположение, что достаточно сильное магнитное поле способно образовать незримую стену необычайной прочности. Но плазма в магнитном поле теряла устойчивость. В сущности, цель экспериментальных работ на новой установке сводилась к тому, чтобы в ходе упорных исследований досконально изучить капризы плазмы и найти такие конфигурации магнитных полей, при которых утечка из магнитного сосуда была бы минимальной.