Вера Дорофеева - Сто лет восхождения

Тот разговор многое прояснил Явлинскому. Позиция Арцимовича казалась странной. Кое-кто из кадровых, старых курчатовцев даже поспешил приклеить к ней ярлык — «барство». Более молодые, которые пока еще мало соприкасались с Арцимовичем, были готовы при случае с горячностью обрушиться на «снобизм Льва».

Явлинский на корню резал такие поползновения. Не то чтобы он до конца был согласен с Арцимовичем. Но какая-то еще не понятая им логика и глубинная сила ощущались в поведении Арцимовича. Явлинский чувствовал, что Лев Андреевич прав, вопреки мнению большинства. По-своему прав. И кстати, спор о фильме был гораздо более принципиальным, чем может показаться на первый взгляд.

И вот наконец «Токамак» празднично поблескивает свежей светло-оранжевой краской. Огромная тороидальная камера, в которой им предстоит разогреть плазму до звездных температур, очень напоминает грандиозный аппетитный бублик, плотно оседланный кольцами электромагнитов. За его оранжевыми стенками отличный вакуум, которого они так добивались. Явлинский рассчитывал вернуться из отпуска и начать интенсивную атаку плазмы на новой, мощной установке.

А сейчас впереди — настоящий, традиционный для всей семьи Явлинских отдых в Лазаревской. Их постоянное место на галечном пляже. Походы с мальчиками в горное ущелье, рыбалка на рассвете, подводная охота. Юлий, старший сын, студент-физик, уже ждет их там вместе со снаряжением для нее. Год назад Явлинский ездил в командировку в Америку и истратил там всю свою валюту на ласты, маски, подводное ружье.

За иллюминаторами понеслись рваные клочья бурых, напитанных влагой облаков. Самолет, ровно гудя моторами, плавно пробивал толстый слой предгрозовых туч, которые собрались над Адлером .Между разрывами облаков уже проглядывала бледно-голубая, в мареве, бескрайняя блестящая чаша воды. Самолет заходил на посадку со стороны моря.

Жена плохо переносила эти минуты, когда самолет резко начинал снижение. Чтобы отвлечь ее, Явлинский начал оживленно рассказывать ей о своих предстоящих планах работы на новой установке.

Говорил Явлинский увлеченно, самозабвенно. Так, что жена даже не заметила, как самолет вошел в слоистые, набухшие влагой облака.

Да, впереди отпуск, безмятежный отдых с мальчиками. Но живет-то он, ее Натан Явлинский, только работой. Так будет всю их совместную жизнь, до самого конца.

Никто из них не знал, что планам Явлинского, столь обширным, продуманным до мельчайших деталей, суждено осуществиться уже без Натана-мудрого, как называл его Курчатов.

Явлинский ушел из жизни в момент великого своего торжества — он построил «Токамак», первый в мире . Потом будет второй , пятый, десятый. .. Вот уже два десятилетия все термоядерщики планеты — советские, французские, американские — работают на «Токамаках». Никто пока ничего другого не придумал .

А ведь именно Явлинский, талантливый конструктор больших электромашин, только он и мог построить этот, по сути своей, огромный трансформатор. Ведь что такое кольцевая камера в форме бублика (тора), заполненная дейтерием при низком давлении, как не вторичная обмотка трансформаторного витка. При пропускании тока в ней происходит пробой в газе. Он ионизируется. И протекающий по нему ток нагревает газ до высоких температур. Само же магнитное поле этого тока должно удержать нагретую плазму от соприкосновений со стенками тора, А чтобы плазма была устойчивой, должно помочь и дополнительное магнитное поле, которое создают катушки, расположенные вдоль тора.

Когда развернулись исследовательские работы на новом большом «Токамаке», ребята еще не набрали того запаса прочности, который необходим серьезным экспериментаторам и приходит только со временем.

В последние годы Арцимович не опекал их в прямом смысле этого слова, лично не принимал участия в экспериментах. Тут он должен был целиком положиться на молодых, еще, быть может, и не созревших для экспериментальных работ такого объема и размаха, да еще и с такой техникой. Но Лев Андреевич приезжал в институт, и все становилось на место. Достаточно было выслушать Володю Стрелкова, четко излагающего ход работ, узнать противоречивые, но всегда интересные рассуждения Сережи Мирнова, чтобы понять, на чем запнулась на этот раз команда токамачников.

Весь путь их после трагической гибели Явлинского в 1962 году был похож на непрерывное восхождение по крутой, каменистой, упрямо взбирающейся вверх горной дороге. Слишком сложный узел проблем завязался вокруг термоядерного синтеза. И как с ним справятся его ребята — вопрос весьма проблематичный.

Арцимович часто ощущал, как не хватает им всем здесь, в зале, где обосновалась новая мощная машина, именно Явлинского. Его умения преодолеть чисто технические трудности. Его понимания настроя и характера каждого. Его рассудительности и спокойствия.

В мае 1963 года в Москву прилетел Гленн Сиборг— глава комиссии атомной энергии США с группой американских физиков. Закончился этот визит подписанием соглашения о сотрудничестве в мирном использовании атомной энергии между СССР и США. Посетил Гленн Сиборг и Институт атомной энергии, носящий теперь имя И. В. Курчатова. Арцимович лично показывал гостю внушительную «Огру-1», на которой уже удалось получить плазму небывалой по тем временам плотности. Но наиболее сильное впечатление на американских физиков произвел все же «Токамак», который сокращенно называли Т-3.

Ноябрь 1963 года. Личный самолет вице-президента США предоставлен в распоряжение Гленна Сиборга и его гостей — советских физиков, путь которых лежал сначала в Ок-Ридж, затем в Брукхэвенскую национальную лабораторию и в Принстон. Там, в университетской лаборатории по физике плазмы, Арцимович должен был встретиться с Лаймоном Спитцером. С тем самым «коллегой из США», разговор с которым им некогда устроил любезный Ханнес Альвен в Стокгольме.

Личный самолет Линдона Джонсона должен доставить русских ученых в штат Теннесси, где среди холмов, покрытых дубовыми рощами, что явствовало из самого названия — Ок-Ридж, раскинулся комплекс заводов по производству атомного горючего, технологию получения которого еще так недавно тщательно оберегали молодчики генерала Гровса.

Самолет шел достаточно низко, и члены советской научной делегации поначалу не отрывались от иллюминаторов. Смотрели, как проплывают под крыльями геометрически точно расчерченные пейзажи Америки. Здесь, по другую сторону Атлантического океана, с воздуха все выглядело почти так же, как и в Старом свете, и в своей стране. Разве что артерии шоссейных дорог — знаменитых бетонок Америки — были пошире. Да и поток машин на этих серых лентах с многорядным движением даже отсюда, с трехкилометровой высоты, выглядел более интенсивным, чем на автобанах Европы. Рассматривая пейзаж, советские физики не сразу обратили внимание на то, что лопасти одного из винтов вдруг стали различимы в круговом вращении. Дверь кабины распахнулась настежь. Появившийся в салоне пилот, почтительно склонившись над побледневшим Гленном Сиборгом, пытался втолковать ему: один из двигателей вышел из строя, второй тоже вот-вот должен был «сдохнуть». Именно «сдохнуть». Арцимович уже достаточно знал английский, чтобы подобрать в русском языке эквивалент энергичному словцу, брошенному пилотом. Тот принял решение попытаться сесть на военном аэродроме под Вашингтоном и просил у Сиборга разрешения на этот маневр.