Коллектив авторов - Что мы думаем о машинах, которые думают [Ведущие мировые ученые об искусственном интеллекте]

Но что именно они делают, когда думают о том, что думаем мы? Они проводят связи между большими объемами личных данных, которые мы им предоставили, и находят паттерны. Какие-то из этих паттернов сложные, но большинство — довольно просты. Серьезных усилий стоит распознавание человеческой речи и расшифровка рукописного текста. На текущий момент пунктик у всех, кто интересуется разумными машинами, — это глубинное обучение. Когда я впервые услышал о нем, то очень заинтересовался идеей о том, что машины наконец-то раскроют для нас суть экзистенциальных глубинных вещей: истины, красоты и любви. Мои заблуждения быстро развеялись. Слово «глубинное» в названии технологии относится к архитектуре процесса обучения машин. Он построен на использовании множества слоев взаимосвязанных логических элементов, аналогичных глубинным слоям взаимосвязанных нейронов в мозге. Оказывается, что отличить небрежно написанные «7» и «5» — задача не из легких. В 1980-х годах первые компьютеры, построенные на принципе нейронных сетей, с этой работой не справились. Тогда исследователи, работавшие в области нейровычислительной техники, говорили, что будь у них побольше компьютеры да побольше данных для обучения, состоящих из миллионов, а не из тысяч неаккуратно написанных цифр, — вот тогда бы искусственный интеллект справился с задачей. Теперь все это есть. Глубинное обучение информационно широко — оно анализирует огромные объемы данных, — но концептуально поверхностно. Компьютеры теперь способны рассказать нам то, что наши собственные нейронные сети и так знали. Но если суперкомпьютер может отправить надписанный от руки конверт по правильному почтовому индексу, я говорю: «Так тому и быть».

В 1950-е родоначальники искусственного интеллекта уверенно предсказали, что скоро в наших комнатах будут убираться роботизированные горничные. Как оказалось, легче запрограммировать компьютер на то, чтобы он обыграл чемпиона мира по шахматам, чем построить робота, который смог бы произвольно пропылесосить комнату и жалобно запищать, если вдруг застрянет под диваном. Теперь нам говорят, что суперкомпьютер с производительностью, измеряемой в эксафлопсах, сумеет раскрыть тайны человеческого мозга. Более вероятно, что у него разовьется жуткая мигрень и он попросит чашку кофе. Между тем у нас появился новый друг, советы которого таинственным образом подтверждают то, что он знает о наших самых сокровенных тайнах.

В том, что касается мыслящих машин, у людей в голове каша, потому что они всегда путают два вопроса. Вопрос первый: насколько приблизились к мышлению машины, которые мы уже построили или построим в ближайшее время? Ответ простой: они от него безмерно далеки. Разница между лучшими из наших компьютеров и мозгом ребенка — это разница между каплей воды и Тихим океаном. Она заключаются в производительности, структуре, функциях и т. п. Любые досужие рассуждения о том, что же нам делать с мыслящими машинами, по меньшей мере преждевременны.

Вопрос второй: можно ли вообще создать мыслящую машину? Я никогда не понимал смысла этого вопроса. Конечно, можно. Почему нет? Любой, кто думает, что это невозможно, наверняка верит в такие вещи, как существование сверхъестественных сущностей, трансцендентальные реальности, черная магия и т. п. Скорее всего, этот человек не смог усвоить элементарную идею натурализма: мы, люди, — естественные творения естественного мира. Построить мыслящую машину нетрудно: все, что нужно, — чтобы юноша и девушка уделили этому несколько минут своего времени, а потом еще несколько месяцев (только девушка) — и всё. То, что мы не нашли другого, более технологичного способа, — просто случайность. Если правильное сочетание химикатов может привести к появлению мыслей и эмоций, — а так и происходит, доказательством чему являемся мы сами, — тогда определенно должно быть много аналогичных механизмов, чтобы сделать то же самое.

Недопонимание основано на ошибке. Мы склонны забывать, что сущности, составленные из многих вещей, ведут себя не так, как составленные из немногих. Возьмем «Феррари» или суперкомпьютер. Никто не сомневается, что это просто соответствующим образом организованные груды металла и других материалов, без какой-либо черной магии. Но вряд ли мы станем предполагать, что неорганизованная груда тех же самых материалов сможет поехать, как «Феррари», или спрогнозировать погоду, как суперкомпьютер. Подобным образом нам обычно не удается увидеть, что груда материалов может (даже если она соответствующим образом организована) рассуждать, как Эйнштейн, или петь, как Дженис Джоплин. Но в принципе такое возможно, доказательством чего являются Эйнштейн и Джоплин. Конечно, это требует серьезной подготовки и проработки довольно многих деталей, и разумной машине также потребуется серьезная подготовка и множество деталей. Вот почему настолько сложно создать такую машину другим способом — без юноши и девушки.

Наши представления о природной реальности слишком упрощенные, вот в чем корень всей путаницы. Мир — в известной мере просто большой набор организованных различными способами частиц. Это факт. Но если мы представим мир как аморфное скопление атомов, то мы не сможем его понять, потому что практически неограниченная комбинаторика атомов так богата, что включает в себя камни, воду, облака, деревья, галактики, световые лучи, цвет заката, улыбки девушек весной и огромную, черную звездную ночь, а также наши эмоции и то, что мы обо всем этом думаем. Трудно представить перечисленные феномены с точки зрения атомной комбинаторики — не потому что какая-то черная магия вмешивается в природу извне, а потому, что разумные машины, которыми являемся мы сами, слишком ограничены в своих мыслительных возможностях.

В том маловероятном случае, если наша цивилизация просуществует достаточно долго и получит достаточно развитые технологии, чтобы создать (способом, отличным от того, для которого необходимы юноша и девушка) нечто, способное думать и чувствовать подобно нам, мы встретим эти новые творения природы точно так же, как раньше: так же, как европейцы и коренные американцы встретили друг друга, или как мы встречаем ранее неизвестные виды животных — со смесью (в разных пропорциях) жестокости, эгоизма, сочувствия, любопытства и уважения. Потому что все мы — естественные творения естественного мира.