Знание-сила, 1997 № 05 (839)

Командуя эсминцем «Сердитый», Колчак поставил минную банку, на которой подорвался японский крейсер. Его награждают орденом Святой Анны IV степени с надписью «За храбрость». А война тем временем уже катится к концу — бесславному для царского правительства концу.

Годы спустя — уже на допросе — Колчак будет с горечью говорить о падении Порт-Артура, о трагедии последних защитников его: «После того, как был июльский неудачный бой и неудачный прорыв во Владивосток, началась систематическая планомерная осада крепости и центр тяжести всей борьбы перенесся на сухопутный фронт... Все время я принимал участие в мелких столкновениях и боях во время выходов. Осенью и я перешел на сухопутный фронт,... командовал там батареей морских орудий... На этой батарее я оставался до сдачи Порт-Артура, до последнего дня, и едва даже не нарушил мира, потому что мне не было дано знать, что мир заключен».

«Я жил в Порт-Артуре до двадцатых чисел декабря, когда крепость пала,— продолжает Колчак.— Когда была сдача крепости, я уже еле-еле ходил ... так как у меня развился в очень тяжелой форме суставный ревматизм. Я был ранен, но легко, так что это меня почти нс беспокоило, а ревматизм меня совершенно свалил с ног. Эвакуировали всех, кроме тяжелораненых и больных, я же остался лежать в госпитале в Порт-Артуре. В плену японском я пробыл до апреля месяца, когда начал уже несколько поправляться. Оттуда нас отправили в Дальний, а затем в Нагасаки... И я вместе с группой больных и раненых офицеров через Америку отправился в Россию. Это было в конце апреля 1905 года... В Петрограде меня сначала освидетельствовала комиссия врачей, которая признала меня совершенным инвалидом».

Четыре месяца отпуска дали ему возможность подлечиться, окрепнуть и вернуться постепенно к довоенному образу жизни. Но забыть войну, позор Порт-Артура было для него невозможно.

«После того, как наш флот был уничтожен... во время несчастной войны,— говорил на допросе Колчак,— группа офицеров, в числе которых был и я, решила заняться самостоятельной работой, чтобы... в будущем загладить тот наш грех и возродить флот на началах более научных, более систематизированных, чем это было до сих пор... Нашей задачей явилась идея возрождения нашего флота и морского могущества».

Вначале был организован полуофициальный военно-морской кружок, на одном из заседаний которого Колчак выступил с докладом: «Какой нужен России флот?»

«России,— говорил он,— нужна реальная морская сила, на которой могла бы быть основана неприкосновенность ее морских границ и на которую могла бы опереться независимая политика, достойная великой державы».

Колчак, кстати сказать, заботился не только о военном флоте; по его инициативе и под его руководством строились ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач», которые впервые прошли по трассе Северного морского пути — из Тихого океана в Атлантический.

Когда началась мировая война, Колчак сразу же проявил себя как деятельный и храбрый человек. В феврале 1915 года, командуя четырьмя миноносцами, он расставил на подходах к Данцигской бухте около двухсот мин, на которых подорвались четыре германских крейсера, восемь миноносцев и одиннадцать транспортов; а позже лично руководил высадкой морского десанта на Рижском побережье — в тылу у немцев.

Колчак был представлен к ордену Святого Георгия IV степени, назначен командиром минной дивизии и произведен в контр-адмиралы. А летом 1916 года он уже командует Черноморским флотом и произведен в вице-адмиралы.

Судя по всему, Александр Васильевич исповедывал явно демократические принципы. Достаточно сказать, что он торжественно перенес на Севастопольское кладбище останки прославленного революционера лейтенанта Шмидта, расстрелянного в 1906 году на острове Бсрезань.

Однако Февральской революции Колчак не принял, а Октябрьской революции не придал серьезного значения. Новую дисциплину на флоте, основанную на «классовом сознании», он рассматривал как «распад и уничтожение русской вооруженной силы».

Российская империя действительно разваливалась на глазах.

В начале декабря 1917 года Колчак обратился к английскому послу: «Я желаю служить Его Величеству Королю Великобритании, так как Его задача — победа над Германией — единственный путь к благу не только Его страны, но и моей Родины».

Позже, уже став Верховным правителем, Колчак объявил свою политическую программу: «Я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру».

Адмирал, далекий от политики, лучше, чем многие другие, разглядел оскал красного террора: «Идет не только партийная распря, ослабляющая собирание страны, но и длится гражданская война, где гибнут в братоубийственной бойне тысячи полезных сил, которые могли бы принести Родине громадные и неоценимые услуги... Только уничтожение большевизма может создать условия спокойной жизни, о чем так исстрадалась русская земля. Только после выполнения этой тяжелой задачи мы все можем снова подумать о правильном устройстве нашей державной государственности».

Нет нужды обсуждать причины краха «колчаковщины» — биография Александра Васильевича уже несется к концу.

В Иркутском архиве сохранилась любопытная телеграмма: «Ленин — Склянскому. Пошлите Смирнову (РВС-5) шифровку: Не распространяйте никаких вестей о Колчаке. Не печатайте ровно ничего. А после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснениями, что местные власти до нашего прихода поступили так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске». Подпись «Ленин» тоже шифром. И последняя фраза-вопрос: «Беретесь ли сделать архинадежно?»

Что ж, действительно, все было сделано архинадежно. И архиподло, добавим — без суда и зашиты. Колчак был расстрелян на берегу Ангары в ночь с шестого на седьмое февраля 1920 года. Расстрелян и утоплен.

Он встретил смерть мужественно, как полагает боевому офицеру. Говорят, что, выкурив последнюю папиросу, он бросил свой золотой портсигар расстреливавшим его красноармейцам: «Пользуйтесь, ребята!»

Он владел 500-тонным золотым запасом России, который вез в специальном эшелоне из восемнадцати вагонов — в 5143 ящиках и 1678 мешках. Наверное, в обмен на золото он мог купить и жизнь, и свободу. Однако мемуары белогвардейцев единодушно утверждают, что Адмирал, известный исключительной честностью, воспользоваться золотом России в личных целях не мог.