Знание-сила, 1997 № 03 (837)

Нечто подобное, пусть и в других масштабах, происходило и во многих иных «восточных» странах — в Турции, где этатистская диктатура Ататюрка и его преемников осуществила индустриализацию страны вместо слабого частного капитала, в результате чего смог развиваться частный капитал, добившийся приватизации. Примерно то же было в Индонезии при Сухарно и так далее.

Пока большая часть номенклатуры полагала, что ее геополитические планы могут осуществиться на прежнем пути под девизом «догнать и перегнать Запад», который она так и не могла настигнуть, пока структурные экономические трудности не ограничили ее доходы и возможности, пока экспорт нефти и западные кредиты позволяли латать дыры, а цена холодной войны не стала непомерно высокой — до тех пор правящие слои держались за старое. Как только бюрократы и технократы осознали, что урвать свою долю пирога можно только покорившись «законам» мирового рынка, они сбросили «красную» маску и, обманув массовые общественные движения, повернули к приватизации и новой концентрации собственности.

1991 год можно считать концом «особого пути» России в капитализм. Как говорится в детской книжечке, строили, строили и наконец построили...

После всех мучительных перипетий XX века Россия оказалась в итоге среднеотсталой капиталистической страной примерно на уровне Латинской Америки. История начинается сначала?

СЕРГЕЙ ЛЕОНОВ:— Я хотел бы сказать о сходстве между революцией семнадцатого года и нынешними событиями. Аналогии, конечно, условны, и все-таки они есть. Во-первых, непредсказуемость событии. Революция 1917 года разразилась внезапно. Примерно то же самое происходило и в 1991 году — некто августовских событий не ожидал и не предсказывал. Второе. Нерешительность властей. До 1917 года власть плыла без руля и без ветрил. То же при Горбачеве, который пытался сидеть между двух стульев, заигрывая с рыночниками, но не порывая с коммунистами. Третье. Стихийность — ни одна партия поначалу движений не возглавляла ни в то время, ни в наше. Далее, слабость образовавшейся власти и ее раскол; в феврале — это двоевластие, в наше время — Верховный Совет и группа Гайдара. И еще одно: относительная легкость свержения старой власти — царизма в 1917 году и коммунистической в наше время. И царизм, и КПСС были очень мощными системами, никто не ожидал, что они рухнут так быстро и неожиданно. Кажется, Февральская революция в такой монархической стране, как Россия, должна была вызвать сопротивление если не в центре, то хотя бы на местах, но этого не случилось. Точно так и сейчас. В стране было двадцать миллионов коммунистов, но никто не защитил власть. Это понятно, она настолько себя дискредитировала, что никто не хотел ее защищать. Думаю, была и более глубинная причина — традиционная отдаленность власти от общества. И там, и здесь исход революции решила армия.

Сравнение можно продолжить. Полностью разложена армия. В 1916—1917 годах офицеры боялись, что солдаты будут стрелять им в спины, они подчас боялись их больше, чем немцев. И еще сходство. V Временное правительство, и правительство Гайдара объединяла эйфория по поводу помощи Запада. В 1917 году эта помощь виделась в рабочем классе: вот он проснется и совершит у себя на Западе тоже революцию — помощь России. В 1991 году делали ставку на баснословные кредиты.

И последнее, что касается общего в ошибках,— задержка в проведении насущных реформ. В частности, после февраля это задержка выборов в Учредительное собрание, после 1991 — задержка с политической реформой. И те, и другие ошибки были обусловлены определенными обстоятельствами, детали разные, смысл общин.

Были и различия. Главное — отсутствовала война. Второе. Грамотность населения, телевидение, средства массовой информации. Третье. Не были так развиты антибуржуазные настроения, как в феврале. Тогда солдаты, например, артиллеристов считали буржуями. И еще эйфория, особенно в 1917 году: все ждали, что прольется манна небесная, проститутки отказывались брать деньги с клиентов: все братья и сестры. Врангель вспоминал, что весь Петроград бросил работу и вышел на улицы с красными бантами, в том числе великие князья. Подобная эйфория очень быстро развеялась — что тогда, что сейчас.

В чем причина повторяемости истории в России? Повторяемость, конечно, условная — страна другая, но тем не менее. Думаю, причина в отсутствии гражданского общества. Не структурированы социальные интересы, власть тогда и сейчас страшно далека от народа, обладала колоссальными полномочиями и успела себя очень сильно скомпрометировать. Паша власть всегда предпринимала какие-то действия, когда уж так допечет, что терпения нет: что петровские реформы после поражения под Нарвой, что великие — после поражения в Крымской войне, даже столыпинские после бесславной русско-японской войны и революции 1905 года. Нужно страну довести до такой крайности, прежде чем у нас что- то зашевелится.

ЯРОСЛАВ ЛЕОНТЬЕВ:- Хочу категорически возразить относительно аналогий нашего времени и революции 1917 года. Это полнейшая аберрация. Август 1991 можно сравнивать только с корниловщиной. Если до августа 1991 года демократическая и политическая революция шла по восходящей, то там — февраль, поставивший правительство, которого скоро не стало. В 1991 году люди, пришедшие к власти, никому ее отдавать не собирались. После августа революция и демократическое движение пошли по нисходящей. В 1917 году, наоборот, октябрь был впереди. Далее. В царской России традиция гражданского общества формировалась как минимум пять десятилетий — созданием земств, вольной прессы, сначала Герценом, потом либералами. Были важнейшие узлы, наличие которых и говорило о существовании гражданского общества. Был суд присяжных, была свобода печати, Манифестом в октябре 1905 года были закреплены начатки парламентаризма. Существовал . целый набор элементов гражданского общества, а самое главное — традиция, ее можно вести от декабристов, от Пушкина, затем — шестидесятники, семидесятники и так далее. В 1991 году, на мой взгляд, большевики ушли от власти, не дав сформироваться гражданской оппозиции, зачаткам гражданского общества. Большевикам надо было оставаться еще лет пятьдесят, и система мимикрировала бы...

Октябрьская революция по праву называется Великой, потому что весь мир XX века жил под ее знаком. После событий 1991 года этого не наблюдается, поэтому аналогии неуместны.

АЛЬБЕРТ НЕНАРОКОВ:- Аналогии с современностью? Думаю, они есть. Демократы не могли разговаривать друг с другом без свидетелей и адвокатов, как говорил Церетели, известный политик тех лет. Они не могли сговориться, будет правительство ответственно перед парламентом или не будет, каковы будут функции предпарламента, как он будет объединять живые силы революции п по множеству других вопросов. Демократическое Совещание оказалось разодранным на два крыла. Со временем прихода меньшевиков во Временное правительство и превращения их в государственников меняется их отношение к Советам. И не только к Советам. Вообще никакого мира и согласия в обществе не может быть, если какая бы то ни было партия, попадая во власть, превращается в государственников, то есть когда она — единственная! — вдруг берет на себя право единолично решать все проблемы. И Церетели, в частности, который превратился в этого государственника, с февраля больше всего внес вклад в построение того, что Потресов назвал «зданием на песке», попытку единения сил революции. Но тогда надежды не было, потому что не было единства в демократических рядах. И невозможно его было добиться. Изначально не было и быть не могло при том раздрае взглядов, который существовал. Очень хочу привести слова Потресова, который хорошо понимал и оценивал ситуацию. Он сказал: «В России нет классового сознания, нет классовой борьбы, а есть классовые инстинкты».