Знание-сила, 2008 № 09 (975)

Сладко-освобождающий детский жест ухода. «Попса» возвращает человеку детство — и детскую неизменность мира. То есть — вечность.

Говорю же, она вся — о вечности, даже когда о пустяках. Причем о вечности, пережитой лично. И только поэтому — о любви, самой типовой, самой заболтанной «попсовой» теме.

Дело даже не в том, что любовь «всех касается» и «всех волнует». Любовь — даже безответная и несчастная — спасает человека от бессмыслия. Об этом, конечно, и «высокая» культура догадывается. Но «высокая» культура требует от человека усилий. «Попса» не требует ничего. Ну разве что простого внимания.

«<...> без / тебя, моего / единственного / путеводителя, / мое прошлое /

Кажется пустым, / как небо без Бога.» («ВИАГра»).

Собственно, других форм вечности для «попсы» и не бывает. Зато эта — самая-самая надежная. «Все приходит из ниоткуда / И скрывается в никуда, / Но единственное чудо — /То, что ты со мною всегда. / Я забуду, что было в моде, / И не вспомню ни снег, ни зной, / Пусть все мимо, пусть проходит, / Если ты до конца со мной». (Александр Маршал).

В любовь прячутся — как в надежный дом.

«Он играет на гитаре, / И не грустно им вдвоем, / Осень их не испугает / сереньким дождем». (Татьяна Овсиенко). «Никому уже на свете я не верю, /Только ты одна сумеешь мне помочь.» («Белый Орел»).

Любовь в «попсе» делает человека безусловно-ценным, автоматически- значительным. Она принимает и оправдывает его таким, каким застала. Во всех его подробностях и странностях. Как и детство.

«Я такой-сякой, может, права ты, /Только кто вернет мне мой покой? / Зря считаешь ты, что других я хуже, / И тебе, поверь, я нужен именно такой. /Нужен, нужен, нужен, нужен я такой-сякой». (Филипп Киркоров).

«Попса» — она добрая, даже когда злая. Она человека прощает.

И еще она сообщает ему, что устои мира — неизменны.

Тексты высокого качества здесь не нужны по определению. Тексты нетривиальные — то есть такие, которые, не приведи Господь, затрудняли бы восприятие, требовали бы усилий, по крайней мере — создавали бы некоторое напряжение — не нужны тем более. Тут не должно быть дистанции между человеком и текстом — вообще никакой. «Попса» должна быть голосом самого естества. Которое, как известно, ни в какой рефлексии не нуждается.

Для этого как раз нужны банальные рифмы, ходячие сравнения, стертые от бесконечного употребления образы.

«Пускай в глазах любви погас волшебный свет / И теплых рук твоих со мной сегодня нет, /Пусть водопад горячих слез смешался с горечью в вине, / Но до сих пор твоя душа живет во мне. / Она цветет с букетом роз, пускай на улице мороз, /Она в тепле блестит узором на стекле». («Божья коровка»).

Ужасно, да? А кто, собственно, сказал, что это должно быть литературой?

Здесь даже косноязычие необходимо. Во всяком случае — к месту. «Лето нам дарит в подарок / Много дней и ночей.» (Татьяна Овсиенко). Так ближе: как домашний халат, как стоптанные тапочки. Как скомканная записка самому себе, сочиненная наспех, да так и забытая в ящике стола. С этим можно обращаться по-свойски.

«Попса», конечно, нарочно заведена для того, чтобы вызывать к себе высокомерное отношение сколько- нибудь думающих людей. Чтобы раздражать. Чтобы от нее отталкивались. Преодолевали ее. И — вытесняли в ее обширную, безграничную область все, что считать культурой не хочется или не получается. Уже — или еще?

У любой культуры непременно должен быть нижний уровень — область корней, уходящих в почву.

«Попса» — это где-то в переходных пластах между Культурой и Натурой. Натура посылает туда свои сырые и грубые импульсы для первичной — чтобы хоть как-то можно было с ними обращаться — культурной обработки. Культура сбрасывает туда же свой отработанный, изъезженный материал, шлак, шестеренки с давно стесавшимися зубчиками — чтобы переплавлялись обратно в природу, врастали в естество. «Попса» — это физиология.

Это — желудок культуры, ее кишки, печень, нервные окончания, шероховатости, бороздки и волоски на коже, органы выделения, наконец.

Но попробуйте-ка представить себе мозг без всего этого.

Ал Бухбиндер

Неисчислимы рассказы о поразительных свойствах животных. И в самом деле, как не удивляться рыбе- брызгуну, которая ухитряется за считанные миллисекунды (!) рассчитать, где упадет насекомое, сбитое выпущенной из рыбьего рта струйкой, и оказаться там еще раньше, чем оно погрузится в воду (см. предыдущий номер «З-С»). Или какой-нибудь сойке, которая не просто создает про запас склады пропитания, но еще и располагает их в четком предвидении будущего, помнит, где что находится, и понимает, — если сама склонна воровать, — что нужно тотчас перепрятать запасы, если их местоположение увидит такая же вороватая товарка. Наш рассказ тоже посвящен поразительным свойствам животных, но в данном случае — их способности предвидеть, точнее, — предчувствовать некоторые стихийные бедствия. И это не легенды и мифы. Четко зафиксирован случай — 26 декабря 2004 года, — когда в одной прибрежной таиландской деревне в одно прекрасное тихое утро весь рогатый скот внезапно навострил уши, застыл, кто где стоял, а потом прянул что было сил на окрестные холмы — и крестьяне за ним, — а через считанные минуты деревню как языком слизало цунами.

Журналисты, записавшие этот рассказ чудом спасшихся крестьян, утверждают, что так оно и было, — они сами видели и разрушенную деревню, и рогатый скот, все еще не решавшийся спуститься с холма. Ученые пожимают плечами. Даже специалисты-геофизики не могут указать какого-либо признака приближающегося землетрясения, куда уж тут животным! Геофизики знают лишь общую причину землетрясений. Она состоит в земной тектонике, то есть в том, что тектонические плиты движутся по лежащей под ними горячей мантии и трутся при этом боками, а то и наползают друг на друга. Во всех местах такого трения возникают упругие напряжения, которые постепенно нарастают, достигают некого предела и тогда высвобождают накопившуюся упругую энергию в виде сейсмических волн. Вот эти волны и трясут землю.

Такие напряжения возникают на разной глубине, от нескольких до нескольких сотен километров, и сами места соприкосновения плит имеют разные пределы упругости, поэтому высвобождающаяся энергия в разных случаях разная и баллы землетрясения по шкале Рихтера тоже разные. И это в общих чертах все, что могут на данный момент сказать специалисты-геофизики. Они еще могут добавить, что главные места землетрясения сосредоточены в основном там, где соприкасаются плиты, и эти места образуют сложный рисунок на карте планеты. Но людей, особенно живущих в таких местах, все это не утешает, им знать бы только, когда оно ударит.