Знание-сила, 2008 № 05 (971)

Основные события конфликта относились к совсем другой научно-технической сфере — к разработанному Капицей новому (турбинному) методу получения кислорода. За достижения в этой сфере он получил Сталинскую премию, а в апреле 1945-го стал Героем Соцтруда. Однако в конце сентября Берия назначил заместителем Капицы по кислородным делам некого т. Сукова, обвинявшего Капицу сразу в нескольких смертных грехах. Резонно предположить, что таким способом Берия хотел приструнить неподконтрольного Капицу, включенного в Спецкомитет по воле Сталина и «мешающего работать».

3 октября 1945-го, за три недели до встречи с Терлецким, Капица пожаловался Сталину: «столкнувшись с тов. Берия по Особому Комитету, я особенно ясно почувствовал недопустимость его отношения к ученым». И Капица попросил Сталина освободить его от всех назначений, кроме работы в Академии наук. Вскоре после возвращения Терлецкого, привезшего от Бора письмо и его недавние статьи на тему ядерной внешней политики (25 ноября), Капица повторил свою просьбу-жалобу. Он, видно, осознал, что под началом Берии не может быть самим собой. Сталин его просьбу выполнил и перевыполнил, сняв его в 1946 году со всех вообще постов, включая директорство в созданном им Институте.

Надо сказать, что Терлецкий вернулся из поездки с гораздо меньшим самоуважением. Ему пришлось играть роль даже не курьера, а... магнитофона. Заучив наизусть вопросы, приготовленные Курчатовым, он задал их Бору и вместе с переводчиком старался запомнить ответы, — Терлецкий почти не знал языка, а переводчик не знал физики. Вернувшись в гостиницу, они совместными усилиями восстановили и записали слова Бора. Однако затем, прочитав книгу «отчета Смита», экземпляр которой им передал Бор, Терлецкий понял, что о ядерных делах Бор не сказал ничего такого, что не было опубликовано. Так что если говорить о секретах АБ, поездка была безрезультатна. А единственный результат Терлецкий описал так:

«Прочитав письмо [Капицы], Бор стал расспрашивать о семье [Капицы] и о положении Ландау. Когда я сказал, что Ландау успешно работает в лаборатории Капицы, и тем самым рассеял подозрения о преследованиях Ландау в СССР, ...Бор оживился и начал расхваливать Ландау как наиболее талантливого молодого теоретика, который работал у него. К восхвалению Ландау Бор возвращался и позже, всякий раз, когда это было кстати. Создавалось даже впечатление, что основным из того, что он хотел сообщить советским ученым, было именно его мнение о достоинствах Ландау». Отвечая на вопросы и уклоняясь от деталей, Бор «подчеркнул, что квалифицированные физики, такие, как Капица или Ландау, в состоянии решить проблему, если им уже известно, что американская бомба взорвалась». Вернувшись в Москву, участники экспедиции «собрались в НКВД и отработали окончательный текст доклада о встрече с Нильсом Бором для представления его Л.П. Берии.

Василевский строго предупредил, что докладывать Берии я должен все то, что было нами согласовано, в частности, обязательно сказать, какого высокого мнения Бор о Ландау. Не исключено, что выборы Ландау в 1946 году сразу в академики, минуя члены-корреспонденты, после многочисленных провалов на предыдущих выборах в значительной мере были обусловлены тем, что высокое мнение Бора о Ландау, о котором сообщалось в нашем докладе, было доведено до внимания Сталина. Ведь наш доклад был ему представлен. Пожалуй, с этого и начался культ Ландау в современной советской физике, достигший чудовищных масштабов в середине шестидесятых годов».

Тут т. Терлецкий несколько ошибается. Никаких провалов на выборах у Ландау не было. Курчатов, хотя научно и не близко связанный с Ландау, поддерживал его «культ», как мы видели, уже в 1943 году. Еще весомее мнения Капицы и Фока. Но каким бы ни был «культ Ландау», нет оснований думать, что т. Сталин лично заботился о его академическом статусе, — у него хватало государственных забот. А вот Берия, несомненно, занимался такими академическими делами. Слишком уж успех АБ зависел от научных кадров и, стало быть, от кадровой политики. И за этот успех Берия отвечал не только головами научных кадров, но и собственной партийной головой. В ближайшем окружении Сталина он был, вероятно, самым безыдейным и самым деловым. Он умел ценить умные головы, если от них зависел успех дела и его собственное выживание. Но если для того и другого требовалось каких-то умных или глупых уничтожить в любом количестве, — готов был и на это. Для успеха дела необходимо принимать смелые решения. И Берия умел это делать.

Деловая кадровая политика сделала Курчатова в 1943 году академиком, минуя членкорство, — вопреки нежеланию других академиков, включая Капицу. У Курчатова была отличная научная репутация, но академики не видели причин, чтобы ему скакнуть через академическую ступеньку. А Правительство видело и добилось своего, добавив еще одну вакансию академика. Неудивительно поэтому, что в 1946 году, получив внушительную, хотя и устную, рекомендацию Бора, Берия одобрил избрание Ландау. То, что было у Ландау в досье, не имело решающего значения. Главное — дело. Аналогично Берия одобрил назначение Харитона главным конструктором АБ и его избрание в Академию, раз за это выступал Курчатов, хотя в анкете Харитона было черт знает что: диссертация, защищенная в Англии, мать в Палестине, отец — эмигрант, арестованный органами при воссоединении Латвии с СССР и сгинувший.

Очень даже может быть, что Берия с уважением относился и к голове Капицы, если бы тот не лез поперед — а главное, поперек — батьки. Капица написал Сталину 25 ноября 1945-го, что «дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у Берия слабо». Берия не мог сказать Капице, что в партитурах у него понимает Курчатов, а зато он, Берия, раздобыл тысячи страниц партитур из самого сердца американского атомного проекта. В Лос-Аламосе у него было не меньше трех квалифицированных агентов, которые, рискуя жизнью, копировали американские партитуры для первой страны социализма, для родины всех трудящихся...

Зачем же тогда было посылать Терлецого к Бору? Не мог же Берия думать, что Бор, недавно вернувшийся из секретного Лос-Аламоса, — такой наивный идиот, что в открытом контакте с советским представителем будет раскрывать секреты?! Скорее всего, у Берии была на уме и другая задача — укротить Капицу. Не удалось. Берия даже пытался «подлизаться», приехав к Капице в институт с ценным подарком — богато инкрустированным ружьем. Но для Капицы дело было не в гоноре, а в более серьезных вещах. Он, вероятно, одним из первых понял, что внешние поводы для социального оптимизма в СССР после войны — лишь дешевая мишура.