Знание-сила, 2008 № 05 (971)

Один из крупнейших химиков XIX века, осуществивший синтез ряда органических веществ и положивший начало новым направлениям в термохимии, биохимии, в общей и аналитической химии.

Он был ревностным поборником идеи главенства науки в современном ему мире: она обеспечивает прогресс человечества и освобождает его от власти мистики и предрассудков. Работы Бертло о проблемах науки и ее развития полны внутренней полемики с антисциентистами, с традиционными представлениями об иных источниках духовности и морали, со скептиками, не готовыми принять идею высокой духовной и нравственной ценности науки. «Наука, — пишет он, — благодетельница человечества, благодаря ей рано или поздно падут требования всякой мистической веры и всех предрассудков».

М. Бертло неоднократно подчеркивал: «Нравственность не имеет других основ, кроме тех, которые доставлены ей наукой», «успехи нравственности, как в прошлом, так и в будущем, как по отношению к личности, так и по отношению к обществу, всегда шли и будут идти рука об руку с успехами науки». Наука, по характеристике Бертло, — освободительница и воспитательница человечества. Для него наука представляет собой одновременно двоякую силу — и нравственную и материальную, и потому ей в скором будущем обеспечено «всеобщее торжество». Это будет прекрасный мир, полный счастья и нравственности, каких у человечества еще не было.

Но не только в практической значимости научного прогресса заключена преобразующая сила науки. Наука изменит и нравственный облик народов, способствуя устранению предрассудков, суеверий, росту рационального отношения к действительности и к другим людям.

В этих идеях он явно противопоставляет себя спиритуалистам, которые считали истоком и единственным средством достижения человеческого счастья религиозное нравственное сознание. М. Бертло предлагает построить и нравственность по образу опытных наук, поскольку, по его мнению, нравственное сознание и поведение должно вытекать из познания тех законов, которые определяют физиологический и нравственный склад человеческой природы.

Великий немецкий философ писал, что наука есть разрушительница фиктивного всезнания (научное знание одновременно является безжалостным осознанием границ познавательных достоверностей) и что условием сохранения этой интеллектуальной честности является нравственная самостоятельность людей, к которым наука обращена. Кант как-то назвал свое учение «подлинным просвещением». Его суть (в отличие от «просвещения наивного») в том, чтобы вырвать человека из-под власти традиционных суеверных надежд, опираясь на силу теоретического разума. И прежде всего Кант требовал, чтобы «теоретический разум» (разум, каким он реализуется в науке) сам не давал повода для этих надежд.

Кантовское учение о границах теоретического разума (в отличие от скептического агностицизма Д. Юма) было направлено не против исследовательской дерзости ученого, а против его необоснованных претензий на пророчества и руководство личными решениями людей. Вопрос о границах достоверного знания был для Канта не только методологической, но и этической проблемой (проблемой «дисциплины разума», которая удерживала бы науку и ученых от сциентистского самомнения). Кант выступил против основной для его времени формы сциентизма: против научных обоснований идеи существования бога и идеи бессмертия души (занятия, которому предавались не одни только теологи). «Критика чистого разума» обнаруживала, что эти обоснования не отвечают требованиям теоретической доказательности, что, будучи развернуты честно, они приводят к высшим проявлениям неопределенности — антиномиям, метафизическим альтернативам.

Несколько лет спустя Кант в работе «Критика практического разума» показал, что развитая личность нуждается только в знании, а не в опеке знания, ибо относительно «цели» и «смысла» она уже обладает внутренним ориентиром — «моральном законом в нас».

Многие вещи, любил повторять Кант, способны возбудить удивление и восхищение, но подлинное уважение вызывает лишь человек, не изменивший чувству должного — иными словами, тот, для кого существует невозможное, кто не делает того, чего нельзя делать, и избирает себя для того, чего нельзя не делать.

Окончательный предметный продукт творчества нередко скрывает от нас, что он был результатом человеческого поступка, личного выбора, который означал отказ от чего-то другого, лишение, внутренний запрет; на первый план в этом продукте выступает игра способностей, усердие, выносливость и т.д.

За царством неопределенностей и альтернатив, в которое вводила «Критика чистого разума», открывалось царство ясности и простоты — самодовлеющий мир личного убеждения. «Критическая философия» требовала осознания ограниченности человеческого знания (а оно ограничено научно достоверным знанием), чтобы освободить место для чисто моральной ориентации, для доверия к безусловным нравственным очевидностям.

Дмитрий Зимин

Д.Б. Зимин — доктор технических наук, создатель компании «Вымпелком», основатель известного фонда «Династия».

Если я не знаю основ нравственности, наука об окружающем мире не принесет мне утешения в тяжкие минуты жизни, а вот основы нравственности утешат и при незнании науки о предметах внешнего мира.

Блез Паскаль

Эти заметки написаны по настойчивой просьбе главного редактора журнала «Знание — сила». Говорю об этом потому, что у меня вряд ли хватило бы желания и нахальства замахиваться на такую тему по собственной инициативе. Тем более что мои представления о нравственности ученых противоречат высказыванию нобелевского лауреата академика В.Л. Гинзбурга — «Нет оснований утверждать, что занятие наукой способствует воспитанию высоких моральных качеств»[* В одном из последующих высказываний В.Л. Гинзбург тем не менее утверждает: «...связь, и притом положительная, между занятием наукой и воспитанием нравственных качеств все же существует.» (Прим. ред.)]. Мне же кажется, что процент безнравственных людей в среде успешных, результативных ученых заметно ниже, чем в других слоях общества. А разница наших оценок вызвана, может быть, тем, что Виталий Лазаревич больше жил в кругу ученых, а я — больше в других слоях общества. А может быть, дело в том, что в кругу людей масштаба Гинзбурга планка нравственности, высоких моральных качеств поднята очень высоко.