Знание-сила, 2008 № 03 (969)

Но критикам российского министра неймется, и они продолжают задавать свои провокационные вопросы.

Неужели же, спрашивают они, платить пособие по инвалидности выгоднее, чем получать доходы в результате сокращения инвалидности с помощью того самого потраченного рубля, который, по данным Минздравсоцразвития, годится только на то, чтобы породить еще два рубля расходов? И за счет кого вы будете пополнять Пенсионный фонд, если одни работники будут преждевременно умирать, а другие переходить на инвалидность или, недолечившись по экономическим соображениям, работать с пониженной отдачей?

Нам кажется, что этот сеанс вопросов и ответов надо заканчивать. Любой дурак может задать столько вопросов, что ни один умный министр не ответит.

О Пенсионном фонде не волнуйтесь, резервы есть. Можно, например, пополнить этот фонд за счет материнского капитала. Разумеется, младенчики ничего не производят и в этом смысле не могут заменить своих умерших до срока отцов и дедушек. Но не все же мужики умирают, а женщины и вообще почти долго живут и могут работать, тем более, если им повысить возраст выхода на пенсию до мужского. С оставшихся, так сказать, у станка можно взять вдвое, тем более что цель благородная. Так что Пенсионный фонд не пропадет.

Да и вообще в деньгах главное не то, откуда они берутся, а то, как они потом распределяются. И само собой, распределять деньги надо не туда, где рубль затрат приносит два рубля новых расходов, а туда, где он дает два рубля дохода. Над этим, видимо, сейчас и работает Минздравсоцразвития. Окончательные результаты этой работы пока не известны, но то, что охрана здоровья не относится к числу фаворитов, уже ясно.

Николай Богданов

— Нет, — ответила Маргарита, — более всего меня поражает, где все это помещается. <...> Коровьев сладко ухмыльнулся...

<...> — Самое несложное из всего! — ответил он. — Тем, кто хорошо знаком с пятым измерением, ничего не стоит раздвинуть помещение до желательных пределов. Скажу вам более, уважаемая госпожа, до черт знает каких пределов!

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита».

В творческой манере Михаила Булгакова имеется характерный и, кажется, присущий лишь ему прием: в определенный момент повествования читатель более или менее явно отсылается к какому-либо литературному источнику, без знания которого понимание этого фрагмента в произведении невозможно.

Подчеркнем, что речь не идет об обычных литературных ассоциациях. Это — явление обычное, прямо-таки наводняющее страницы мировой литературы. Смысл феномена заключается как раз в том, что без знания источника, к которому совершенно сознательно апеллирует автор, понимание его замысла не представляется возможным.

Поясним свою мысль на примере, почерпнутом со страниц главной книги Булгакова — романа «Мастер и Маргарита». Как конечно же помнит читатель, в первой главе этого произведения «редактор толстого художественного журнала и председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций» Михаил Александрович Берлиоз пытается растолковать непутевому Ивану Бездомному его ошибки в изображении образа Иисуса Христа. Характеризуя Берлиоза, автор подчеркивает, что тот «был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков». «Обнаруживая солидную эрудицию», он, между прочим, мог сообщить и о содержании главы 44-й знаменитых Тацитовых «Анналов», и даже о том месте в них, которое кое-кем считается позднейшей вставкой. Больше того, в своих историко-философских экскурсах Берлиоз «забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек...». Не знаем, как воспринимаются эти строчки большинством читателей, а наше ухо улавливает здесь скрытую, но весьма злую иронию.

Проследим за особенностями полемической манеры председателя Массолита далее, до того момента, когда в беседу включится и неизвестный иностранец в берете:

«— Но позвольте вас спросить, — после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, — как же быть с доказательствами бытия Божия, коих, как известно, существует ровно пять?

— Увы! — с сожалением ответил Берлиоз. — Ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования Бога быть не может.

— Браво! — вскричал иностранец. — Браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!

— Доказательство Канта, — тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, — также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством».

Что и говорить, поединок двух интеллектуалов выглядит весьма впечатляюще. Особенно для современного читателя. Но... откроем 7-ю книгу 4-го тома Энциклопедического словаря Брокгауза—Ефрона на странице 208, где в емкой, но все же очень краткой статье «Бог», написанной профессором богословия П.П. Васильевым, нас ожидают следующие как бы уже знакомые строки: «Так как Кантово доказательство утверждает бытие личного Бога, то против него восстают все пантеисты: Фихте, Шеллинг и Гегель порицают его довольно резко, и Шиллер говорит, что Кант проповедует нравственность, пригодную только для рабов. Штраус насмешливо замечает, что Кант к своей системе, по духу противной теизму, пристроил комнатку, где бы поместить Бога». Как говорится, комментарии излишни!

Первый вариант этой статьи был уже написан и даже напечатан в альманахе Иркутского педагогического университета («Три века русской литературы». Вып. 4. 2003), когда нам удалось познакомиться с интереснейшей книгой Александра Зеркалова «Этика Михаила Булгакова» (2004). По замечательному наблюдению ее автора, Булгаков обнаруживает невежество Берлиоза и куда более хитроумным способом. В самом деле, при той аттестации Герберта Аврилакского (более известного под именем римского папы Сильвестра II), которую дает ему Воланд (якобы приглашенный для разбора его «подлинных рукописей»), — «чернокнижник» — образованный человек должен был бы удивленно вскинуть брови: «Вы, мол, имеете в виду знаменитого Сильвестра Второго? Неужто он и впрямь оказался чернокнижником? Очень странно.» Однако этого не происходит.