Знание-сила, 2008 № 02 (968)

Мы планируем опубликовать главу из этой книги в одном из номеров 2008 года.

История и повествование: Сборник статей. — М.: НЛО, 2006,

600 с. — (Научное приложение. Вып. LVI).

Владимир Иллерицкий.

Советская историография отечественной истории: очерки развития историографии истории СССР (1917-1960 гг.).

— М.: РГГУ, 2006,180 с.

Памяти Владимира Евгеньевича Иллерицкого: Интеллектуальная культура современной историографии. Сборник статей.

— М.: РГГУ, 2006, 246 с.

По моим давним наблюдениям, особенно хороши бывают книги, которые, подбираясь случайно, укладываются в некоторый ряд и, будучи положены рядом друг с другом, открывают нечто неожиданное в природе предмета, о котором в них идет речь. Так вот, в данном случае одна книга — о многообразных источниках, из которых растет так называемая история. Другая — о том, как ее пишут историки; о правилах, по которым они это делают.

«История и повествование» — сборник исследований российских и финских ученых о том, как на разных уровнях переживается, проговаривается, становясь самим собой, исторический процесс: в стихах и прозе, в личных сиюминутных записях, не предназначавшихся чужим глазам, и в монументах, поставленных нарочно для того, чтобы все видели их вечно. Как толковали современники войну с Наполеоном, каким казалось себе европейское общество в эпоху между двумя мировыми войнами... Словом, все то, что назовут историей — и опишут в научных трудах — только впоследствии, когда все переживания как таковые уже забудутся. И уж конечно, потомки увидят в этом совсем не то, что вкладывали туда современники.

Так и возникают подобные исследования как самостоятельный жанр научной мысли: из желания понять, какие значения — и почему — сами люди приписывали тому, что с ними происходило. Отдельный сюжет — какими значениями событие начинает обрастать, оказавшись в прошлом. Историческая наука — не только всего лишь одна из областей, в которых эти значения вырабатываются, но, видимо, и не самая главная. В «Истории и повествовании» много говорится и о том, каким прошлое видится искусству — оно-то и внушает его образ неспециалистам, и такой образ оказывается куда влиятельнее, чем предлагаемый академической наукой.

Двухтомник памяти историографа В.Е. Иллерицкого (1912-1980) — последняя незавершенная его работа о советской историографии отечественной истории до 1960 года и сборник статей его сегодняшних коллег — показывает, как с тем же материалом: живой исчезающей жизнью — работают ученые-профессионалы, превращая его в Историю. Как возникают, соперничают друг с другом, вытесняют друг друга и умирают теории.

Впечатление в целом складывается такое: переживать историю и описывать, конструировать, придумывать ее — вещи очень разные. Иной раз — и до противоположности. Из одного и того же переживания, из одной и той же чувственной «фактуры» способны рождаться разные смыслы и, значит, — разные истории. Поэтому, несмотря на то, что прошлое состоялось вроде бы всего один раз — работы историкам хватит навсегда: их предмет неисчерпаем, ибо только и делает, что порождает сам себя.

Анатолий Цирульников

Окончание. Начало — в № 1 за 2008 год.

Поселок строился в шестидесятые — восьмидесятые годы. Теперь он благоустроен, в нем три магазина (такие, как везде, но с сохранившимся уголком сельпо — там стоят болотные сапоги), медпункт с зубным врачом и физиотерапевтическим кабинетом, хорошая библиотека, 16 программ по телевидению, почта, гостиница вполне приличная...

И все же повсюду ощущаешь следы болота. Трещины на стене дома. Школа на сваях. Круглый год заморозки. И пруд с березками — для понижения уровня грунтовых вод.

Жизнь полностью зависит от технологии.

Впрочем, процветающая Голландия, страдавшая когда-то от страшных наводнений, тоже стоит на тонкой системе сообщающихся дамб, каналов — там море, тут — болото.

Протекающая через поселок речка Чернушка (черная от торфа) начинается от родников, а собирает воду из дренажных каналов (типичное для Лугоболотной сочетание искусственного с естественным). Уровень воды в каналах регулируют спускные шлюзы и... бобры. Уже есть рыба... И макушки посаженных когда-то сосен уходят в «сиреневую хмарь», иногда появляющуюся в этих краях — как память болот.

Завуч Татьяна Николаевна вспоминала, как шестилетней девочкой плакала, боялась за свое красивое платье — из-за дождя. Дождь был особенный. Торфяная крошка поднималась вверх, стояла коричневой тучей, маревом, и дождь шел темнокоричневый. И жаль было красивого платья.

Теперь, кажется, с этим покончено. Болото отошло от людей, схоронилось где-то за лесами, за лугами. Огороды, фермы — отдельно, за речкой, а здесь, в поселке, — квартиры, как в хрущевской мечте. Без всякой иронии. В стране было разное, а здесь устойчиво росли урожаи и удои. Долголетнее культурное пастбище, выращенное на болоте, с «электронным пастухом», с квадратами, давало результаты. Семь тысяч литров, а вокруг, в деревнях, — два.

Надеемся, рассказывали мне на станции, получить выдающегося быка, сперма которого пойдет по всей России... Выдающуюся корову уже получили: зовут Червонка (клички придумывают дети в школе), от нее выдающиеся надои — 60 литров в день. Правда, в мире есть и больше, но это с чем сравнивать. Так что мы считаем, говорили мне, у нас выдающиеся — «для нашего болота».

На этом молоке от племенного скота, пасущегося на лугах бывшего болота, они содержали науку (последний директор станции даже поставил памятник корове-кормилице). И школу построили тоже от прибылей станции, и она была наполовину академическая, наполовину деревенская. На одном поле трудились ученики с учителями, кандидаты наук, доярки и трактористы, лица которых, надо сказать, и на фотографиях застойного времени больше были похожи на израильских кибуцников и голландских фермеров. А также на позабытые лица крестьян некогда знаменитой аграрной Вятки..

Вокруг опытной станции жизнь шла обыкновенная. Неподалеку стоял поселок, похожий на леспромхозовский, с развитой инфраструктурой. Но торфяник был выработан, и поселок умирал. Школа там была средняя, обыкновенная, без этих, говорят, лугоболотных демократий, директор — главный хозяин. Из этой школы вышел глава администрации района и вся верхушка администрации. Еще было село с чудесной церковью, школой-девятилеткой и при ней музейчиком, там я узнал, что селу 400 лет, и некогда в земской школе учительствовал Апполинарий Васнецов, брат знаменитого живописца. Школа находилась на заливных лугах и была очень хорошей, естественной. Вот интересно, подумал я, побродив по округе: естественная, деревенская школа на заливных лугах, обычная авторитарная — на выработанном торфянике, и необычная, ищущая — на опытной станции. Педагогика ландшафта, жизненной ситуации — что тут скажешь?