Знание - сила, 2007 № 05 (959)

Петр Ростин

Во время Второй мировой войны командование немецкой армии должно было считаться с угрозой высадки морского десанта союзных англо-американских войск на Атлантическом побережье оккупированной немцами Западной Европы. К лету 1944 года вероятность такого десанта стала очень большой. Чтобы защитить себя, немецкая армия за три года выстроила Атлантический вал — глубоко эшелонированную линию обороны, позволяющую долго противостоять попытке вторжения, открытию, как тогда говорили, «второго фронта». Командование союзников тоже прекрасно понимало, что наступательная операция в таких невыгодных условиях может либо вообще кончиться полной неудачей, либо, в случае успешной высадки, привести к тяжелым потерям. И в результате обескровленную армию вскоре сбросят обратно в море. А любые предварительные действия, например интенсивная бомбежка и артиллерийская подготовка, предупредят противника и позволят ему подготовиться и мобилизовать свои резервы.

Союзники делали ставку на полную неожиданность, внезапность. Немцы же от внезапности застраховали себя подводными минными полями в прибрежной зоне, на которых наверняка подорвались бы даже самые малотоннажные и плоскодонные десантные суда. Попытку форсировать такие поля немцы вполне обоснованно считали самоубийственной. И 6 июня для немецкого командования было самым обычным днем, ни чем не отличавшимся от других дней. Поэтому оно не предприняло никаких специальных мер, не отозвало офицеров из отпусков, не отменило увольнительные для рядового состава, не привело в полную боевую готовность дремавшую в обороне армию.

За половину дня 6 июня 1944 года, с 4 часов утра до 16 часов, неприступный Атлантический вал был взломан и прорван на песчаных пляжах нормандского побережья Франции. В августе союзные войска вошли в Париж.

Своим успехом операция обязана героизму американских, английских, канадских, французских десантников — и Луне. Метеослужба Британского королевского флота заранее представила союзному командованию очень короткий список дней, когда высадка десанта вообще осуществима, поскольку в эти дни распахнуты ворота минного заграждения Атлантического вала. Новолуние (сизигийный прилив) и Луна в перигее позволяли 6 июня — и только в этот день — на необычно высокой приливной волне проплыть над минными полями, усеивавшими прибрежные воды Нормандии. Следующая возможность представлялась уже только в конце сентября.

Астрономические справочники с указанием положения Луны на все даты на год вперед регулярно составляют и издаются. Они общедоступны во всех странах даже во время войны, когда и явное становится секретным. Немецкое командование в такой справочник заглянуть не удосужилось.

Александр Волков

После фильмов Стивена Спилберга «Список Шиндлера» и Романа Поланского «Пианист» растет интерес к «другим немцам» (см. «З-С», 5/04) — к тысячам безвестных немцев, находившихся в 1933 —1945 годах во внутренней оппозиции к режиму Гитлера. Многие из них погибли, так ничего не сделав и лишь сохранив в душе тайную ненависть к режиму и времени, в котором им довелось жить. Некоторые удостоились благодарности спасенных ими людей, и лишь единицы сами заговорили с потомками, не оправдываясь, но отчитываясь в своих поступках.

Одним из таких портретов на фоне времени, которое не выбирают, стал томик автобиографических записей Вильма (Вильгельма) Хозенфельда (1895 —1952), изданный в 2004 году в Мюнхене под названием «Я пытаюсь спасти каждого». Жизнь немецкого офицера в письмах и дневниках».

В последние годы к ее автору пришла неожиданная известность. В фильме «Пианист» он — один из ярких трагических героев. Немецкий офицер, спасающий юного еврейского музыканта. Тот, словно Робинзон на необитаемом острове, прячется в развалинах опустевшего варшавского квартала, лавируя между «царем-голодом» и «дикарями-людоедами» в мундирах. Внезапно один из людоедов, с которым случайно столкнулся юноша, оказывается едва ли не товарищем по несчастью. Он делится с новым «Робинзоном» едой, одеждой, укрывает от «охотников за головами». Исчезает с появлением Красной Армии, чтобы мелькнуть в фильме еще дважды. Сперва в виде неприметной тени, заключенной в лагерь для военнопленных, — тени в преддверии Чистилища. И затем — в титрах, которые известят о том, что Вильм Хозенфельд умер в лагере. Тень отлетела в Ад?

Родился Хозенфельд не в Аду, а в милой, процветающей Германии конца ХГХ века, в том райском уголке, из которого все его поколение будет изгнано, так и не повзрослев. Свои университеты, как и многие сверстники, Вильм прошел на Первой мировой, ведь в 1914 году, сразу после школы, он был призван в армию. Два тяжелых ранения остались напоминанием об этой поре.

Выпускники сих университетов — ослепшие (отчаяние будет застить им глаза), озлобленные, перепуганные «дети», они обречены годами искать свой потерянный Рай, отзываться на посулы любого ловца душ, кто дает им обет вернуть безмятежный мирок их юности, кто обещает сотворить Рай на земле, отделяя козлищ от овец — евреев от немцев, цыган от немцев, славян от немцев, весь мир от немцев.

Поначалу же, казалось, все будет нормально. В апреле 1933 года деревенский учитель Хозенфельд — он продолжает семейную педагогическую династию — идет вместе со сторонниками новой, счастливой Германии: вступает в когорты штурмовиков. Четыре месяца спустя он становится членом Национал-социалистического союза преподавателей. Наконец, 1 августа 1935 года его, отца пятерых детей, принимают в партию — в НСДАП. Вполне правильная жизнь нормального немецкого человека.

Конечно, его коробит презрительное отношение нацистов к католичеству, но он понимает их позицию — церковь и впрямь погрязла в официозе, она утратила былой «немецко-католический дух». Церковь настоятельно ждет обновления, и эта неуемная критика нацистов, возможно, пойдет ей на пользу. А так все хорошо, лишь бы не было войны!

Вильм Хозенфельд — типичный фашист советского кино

Только в этой жизни рядового партийца все должно было измениться, «если завтра война». Его призвали в армию за несколько дней до начала войны. У всех поклонников Генриха Бёлля те последние мирные дни Европы непременно ассоциируются со страшной жарой, с тихими, раскаленными казарменными дворами, которые как нельзя точнее соответствуют представлению человека об Аде.