Знание-сила, 2006 № 08 (950)

Петр Ртищев

Рисунок А. Гераскевич

Из сгустившихся сумерек выплывали равнодушные лица прохожих. Утомленные сутолокой дня, петербуржцы брели по остывающим улицам. Наконец-то настало время, когда всякий мог себе позволить неспешный моцион. И только один человек выделялся из размягченной толпы, в чьих глазах читалось беспокойство.

Семен Игнатьевич Соколов редко о чем-либо не тревожился. Так случилось, что сызмальства его разум пребывал в дремотном состоянии, и только годам к четырнадцати он словно вышел из оцепенения. В это светлое время он успел кончить гимназический курс и продолжить обучение в университете. Истоки же неспокойствия крылись в безденежье. Будучи из семьи неименитой, он отчаянно нуждался. И трудно было понять его состояние тем, кто жил в сытеньком довольстве. Мысль о пропитании теснила прочие. Лишний разубеждаешься в том, что слова о духовном начале на голодный желудок — пустой звук. Разве отыщется тот, кто посвятит себя поискам духовного, предварительно плотно не закусив? Возможно, но Соколов не был из этого племени.

Худое житье оставило заметную печать на его скомканном лице. Узкое, с впалыми щеками и приметами придавленности бытом, оно отталкивало, обрекая на нелюдимость. При этом туалет его выглядел безукоризненно. Сюртучная пара английского сукна, еще нисколько не истасканная, сидела на нем как влитая, подчеркивая невеликую плотность телес. Лакированные штиблеты были тщательно вычищены и прочны на вил. Сам же он был гладко выбрит, причесан и напомажен новомодным заграничным средством, придающим волосам сатанинский блеск.

— Барин! Куда прикажите подавать-с? — зычный голос извозчика напугал Соколова. От неожиданности он вздрогнул и отступил. Возница насмешливо разглядывал его, проявляя при этом беззастенчивую непосредственность, присущую простолюдинам. После, хмыкнув неодобрительно, неотесанный мужик крикнул: "Но! Пошла, проклятая!", и скрылся за облачком пыли, гремя колесами по мостовой. На улице темнело и становилось пустынно. И только состарившийся лист тихо шуршал под ногами.

— Милостивый государь! — Соколов вновь шарахнулся от голоса прозвучавшего возле уха. Какой-то старичок с неудовольствием рассматривал носок отдавленного ботинка.

— Простите великодушно... — растерянно пробормотал Соколов.

Пострадавший имел вид прожившегося жалкого старика. Какой-то картуз, совсем не по сезону накинутая на сухонькие плечи шинель... Черт знает что такое!

— Не конфузьтесь. Сделайте одолжение, проводите меня, — сказал старик, беря Соколова под руку.

Свернув в довольно грязный переулок, из глубин которого пахнуло затхлостью и вечерней прохладой, старик взошел по ступеням к двери невзрачного лома. Пошарив в одеждах, вручил Соколову ключ. Вся эта канитель уже порядком наскучила студенту, но все же он, подавляя раздражение, повиновался.

— Без церемоний, — старик жестом пригласил гостя в прихожую. Довольно быстро освоившись в полумраке, студент обнаружил весьма недурно устроенную квартирку. Дубовый портик и китайский шелк украшали ее стены, а потолок — хрустальная люстра. В глубине виднелся одетый в мрамор камин. Одним словом, все здесь свидетельствовало о том, что хозяин был человеком весьма порядочным. Между тем старик засветил свечу в шандале. Колеблющейся язычок пламени мало прибавил света, зато на стенах появились неясные тени, отбрасываемые массивным чернильным прибором. Незнакомец позвонил в серебряный колокольчик, и тотчас на пороге комнаты возник камердинер.

— Ты вот что, голубчик, распорядись там насчет чего-нибудь...

Слуга исчез и через минуту-другую принес тонко нарезанную холодную телятину, соусницу с хреном и откупоренную бутылку мадеры. Разлив вино по фужерам, он бесшумно удалился, но вскоре вернулся и зачем-то разжег камин. Затрещал слабый огонек, и едкий дым частью начал расстилаться по комнате, а частью устремился в трубу. Повеяло уютом.

— Просьба у меня... м-м-м, как, простите...

— Семен Игнатьевич Соколов, студент третьего курса. Медик.

— Ага! Вы закусывайте, — отозвался хозяин. Во всех его движениях и манере ведения беседы чувствовалась лень. — Мое имя — Кузьма Голов. Егоров сын. Дельце у меня есть...

— Хм, — запивая ломтик мяса вином, отозвался Соколов, ожидая объяснений.

— Видите ли, какое-то время назад случился один престранный малый в нашем городишке. И малый этот мне очень нужен, а добыть его возможности не имею — годы не те, чтоб по улицам рыскать в поисках. Вот вы мне и помогите сыскать того человека, а за труды шедро одарю.

— Дело нехитрое...

— Вот и ладно, — Голов взял шандал, подошел к столу и из выдвижного ящичка достал небольшую, писанную маслом, картину в тусклой, некогда позолоченной рамке. Это был портрет благородного молодого человека. Что-то в его бледном, надменном лице было нехорошее. Колючий взгляд глаз сверлил пустоту перед собою. Соколов поймал себя на мысли, что от изображения исходит некая сила, и от этого сделалось неуютно. Потребовалось некоторое усилие для отвода глаз.

— Какое нехарактерное лицо, — пробормотал он.

— Вы физиономист? Пустое! Вот на первые расходы, — старик достал несколько ассигнаций рублей на сто. Деньги неслыханные, если учесть, что человека найти особого труда для Соколова не составляло. Знакомый околоточный с Московской заставы за три рубля черта лысого сыщет! Упаковав портрет в плотную бумагу, старик передал его Соколову, после чего проводил гостя до двери.

Сжимая в ладони измятый клочок бумажки с каракулями околоточного, Соколов взял извозчика и погнал к старику. Как он и предполагал, трешка свое дело сделала, и теперь студент в веселом расположении мчался доложить об исполнении дела. Как облегчают жизнь обывателю все эти околоточные, городовые и прочий чиновный люд Третьего отделения! За малую толику денег всегда отыщется помощник в щекотливом деле. К тому же во времена, когда на фоне падения российского престижа и умирающего императора Николая I полицейские чины входили в силу, нелишне было иметь хотя бы малое знакомство во всесильном ведомстве.

Тщетно он пытался достучаться до хозяев жилища. Изрядно удивившись, Соколов обошел дом, но крепкое строение со всех сторон блюло неприступность. Пожав плечами, он побрел прочь.

Но, влекомый любопытством, он вскоре оказался по указанному адресу. Постояв некоторое время у двери, Семен Игнатьевич негромко постучал. Дверь тотчас отворилась, будто бы его давно дожидались. На пороге стоял редко в эти годы встречаемый тип человека в нашем отечестве — арапского происхождения субъект. Роста он был небольшого, но отменного сложения фигура выделила бы его даже среди соплеменников. Привратник посторонился, и Соколов проследовал внутрь. Оставив посетителя в прихожей, слуга пошел доложить, и Семен Игнатьевич услыхал за стеною трескучий голос: "Eccelenza! Объект прибыл". — "Наконец-то! — послышалось в ответ.