Знание- сила, 2006 № 05 (947)

"...рассмотрели Ваше резюме и приглашаем Вас на собеседование и тестирование для участия в конкурсе на свободную вакансию..." Буквы прыгали перед глазами; Игорь-Джек никак не мог их угомонить и разглядеть приглашение толком — удавалось выхватить только отдельные слова. Невозможно. Пора перестать надеяться на невозможное... Он в несколько шагов пересек свою комнату, уткнувшись в стену, повернул обратно. Шесть шагов вдоль, три поперек. Потолок, до которого можно дотянуться рукой. Жалкое жилище. Неужели, все может измениться? Неужели... Игорь-Джек вспомнил, как волк метался в своей клетке в питомнике. Улыбнулся. Карточка-приглашение обжигала ладонь, как перо Жар-птицы. Была такая волшебная сказка в детстве. Дурню, третьему сыну досталось то, о чем и мечтать не могли его способные, подающие большие надежды старшие братья...

Губы двигались помимо воли, складываясь в улыбку. Жизнь неожиданно оказалась звонкой и сияюшей как хрустальный бокал, который много времени пылился в сумерках шкафа, а теперь его отмыли начисто и до краев наполнили солнечным шампанским. Игорь-Джек успел пока сделать только глоток, но теперь золотой хмель бродил в нем, искрился пока беспричинным восторгом, рвался на губы счастливой улыбкой. Хотелось смеяться и плясать. Желтоглазый волк нашел выход из бетонного лабиринта и теперь летел, едва касаясь огромными лапами земли — к лесу, который раньше видел только во сне; а полицейский патруль растерянно обшаривал остриями лазерных прицелов опустевший переулок...

Игорь-Джек прикрыл глаза; перевел дыхание, заставляя себя успокоиться. "Для участия в конкурсе", — напомнил он себе. Кто сказал, что он сумеет победить в этом конкурсе? Кто сказал, что очередной менеджер не окинет его скептическим взглядом "извините-произошла-ошибка-вы- нам-не-подходите"?

"Я узнаю это завтра", — подумал он.

— Доброе утро, Мона, — Игорь- Джек с удовольствием разглядывал сонную улыбку на губах Моны и золотые искорки в карих глазах.

— Ты улыбаешься, — заметила она:

— Что-то хорошее случилось?

— Да. Очень. Я подумал, что люблю тебя. Я всегда это знал и часто говорил, но знаешь... каждый раз понимаю это заново, когда смотрю на тебя. Ты... — Игорь-Джек прикрыл глаза, глядя на лицо Моны сквозь ресницы.

— Твои волосы как ночное небо, где запутались звезды... твои глаза — как вода под солнцем; лицо — как у мраморных древних богинь, вечных и прекрасных...

— Ты сегодня поэт, — улыбка Моны стала чуть напряженной.

— Тебе не понравилось? Может, насчет мрамора...

— Что ты. Это так удивительно. Мыс тобой столько времени вместе, а ты до сих пор говоришь мне такие волшебные слова... Спасибо, Джек... Так приятно. Даже, если это все ложь...

Они познакомились случайно. Сначала поболтали о пустяках. Потом стали встречаться. Провели несколько дней на побережье. Море, чайки, шелест волн и волшебные но красоте закаты. Затаив дыхание, Игорь-Джек и Мона смотрели, как жемчужно-розовое небо становится багровым, как дрожит серебряная дорожка на черных волнах, будто приглашая погулять по воде. Слушали бормотание моря, перебирающего мокрую гальку. Разговаривали. В этих разговорах — как и в совместном молчании — выяснилось удивительное родство их душ, которое иногда бывает у близнецов. Им случалось одновременно начинать одну и ту же фразу, в один и тот же миг замолкать от восхищения или ужаса, находить в своих снах почти невозможные параллели. После этих дней у моря, Игорь-Джек еще долго, просыпаясь, ожидал увидеть черноволосую голову Моны на соседней подушке и тосковал по утренней улыбке Моны, сонной и беззащитной.

А потом они прожили вместе много-много лет. Двое детей, маленький домик за городом недалеко от моря. Мона устроила удивительной красоты цветник с яркими слюдяными фонариками и говорливым ручейком, бегущим по кругу среди камней и сиреневых ирисов. По вечерам Игорь, Мона и дети пили чай возле дома. Узоры золотого и алого света маленьких фонариков, густой аромат левкоев и ночных фиалок сплетались с тихим разговором, смехом, движениями нежно пересекавшихся рук. Иногда, уложив детей, Игорь и Мона гуляли вдоль моря, по узкой полоске влажного песка. И опять дрожала на черных волнах лунная дорожка, приглашая в далекое странствие; и запрокинутое лицо Моны казалось полупрозрачным и невозможно прекрасным...

Потом Мона плакала. Наверное, она не хотела, чтобы Игорь-Джек это понял — потому что ее лицо было неподвижно, как мертвая маска. Но тихий голос вздрагивал и срывался: "Это невозможно. Так никогда не будет с нами, да, Джек? Никогда".

Джеку стало холодно и жутко от ее безжизненного голоса, повторяющего "Никогда". Он подумал, что лучше бы Мона кричала или захлебывалась в слезах. Забывшись, он протянул дрожащую руку к ее лицу — погладить, утешить, коснуться губами ее волос, пахнущих фиалками. И больно стукнулся костяшками пальцев о монитор.

"Даже если это все ложь", — ему показалось, что на глазах Моны блеснули слезы. Или — она просто захотела, чтобы Игорь-Джек так увидел?

Он не знал, кто Мона на самом деле. Может, столетняя старуха, которая еще могла помнить запах моря и фиалок в саду под звездами. Может, девочка — из этих, детей с ускоренным развитием, которой захотелось поиграть. Он не хотел знать.

Иногда, измученный нелепыми предположениями и кошмарными снами, где смеюшееся лицо Моны превращалось в скалящийся череп, обтянутый коричневой морщинистой кожей, он почти собирался с духом предложить ей встретиться — на самом деле. Но всякий раз, уже добравшись до монитора, трусил. Он не мог позволить себе потерять единственное, что у него было в жизни. Электронный морок, мультяшное наваждение.

Потому что если для Моны это могло быть игрой, для него это было жизнью. Единственно возможной.

"Я не лгу", — захотел сказать он компьютерному лицу Моны. "Ты видишь меня таким, какой я на самом деле. Я не солгал тебе ни в одном слове и ни в одном взгляде". Но Игорь- Джек промолчал. Потому что эти слова подразумевали вопрос: "А ты, Мона? Как много ты мне лжешь? Во внешности, в возрасте, в своих эмоциях?" Может, где-нибудь в соседнем доме древний старик или старуха, гнусно хихикая, подправляет на своем мониторе нежную улыбку на губах красивой черноволосой девушки. "Я не хочу думать так", — оборвал себя И горь-Джек: "Я не хочу думать о Н ЕЙ так. Даже если ее нет на самом деле".

— Пожелай мне удачи, — попросил он.

— Зачем тебе удача, И горь-Джек? — Мона слабо улыбнулась, не поднимая глаз, рассеянно наматывая на палец прядь блестящих черных волос. За ее спиной поднималось солнце, расплескивая блики по воде и сияя вокруг головы девушки золотистым нимбом. Будто она была святой или богиней. Компьютерной богиней в своем компьютерном раю. Мона повернулась, глядя на солнце, заслоняя глаза ладонью; ветер растрепал ее волосы — черное крыло метнулось сначала вправо, потом вверх — словно птица пыталась взлететь, но у нее никак не получалось. За плечом Моны Игорь-Джек разглядел изгиб маленькой бухты, пристань и белый двухэтажный дом. В котором они с Моной однажды прожили целую жизнь...