Знание-сила, 2005 № 02 (932)

Таким образом, к началу текущего десятилетия, когда и развернулась замечательная книжная серия "Повседневная жизнь", читательский интерес к повседневности в корне изменил свой характер. Повседневность перестала быть актуальным и насущным предметом. Теперь она волнует читателя только под углом интересных и занимательных фактов. Надо же, как ОНИ жили... "Они" вместо "мы" свидетельствует о значительном ослаблении рефлексии, этого показателя здоровой общественной психики. А серьезный анализ повседневной жизни, как ему и положено, переместился в науку.

Примеров исследовательского интереса к повседневности насчитывается немало. К ним можно отнести и проект Академии наук "История повседневности — неотъемлемая часть жизни общества". И выставку в Библиотеке иностранной литературы "История и история повседневности в изданиях Cambridge University Press". И летнюю школу "Провинциальная культура России: подходы и методы изучения истории повседневности", организованную Казанским государственным университетом. И конкурс журнала "Лицейское и гимназическое образование" "История повседневности: Человек в истории. Россия — XX в."...

Проводятся семинары и форумы, пишутся диссертации и доклады. Не удивлюсь, если в скором будущем появится и музей повседневности. Только все это уже мало волнует широкую аудиторию. Выйля на короткое время из архивов и научных библиотек, повседневность вернулась обратно.

Интерес к нормальной документалистике поддерживает, пожалуй, лишь фотография. По крайней мере, на выставки в Московский дом фотографии неизменно выстраиваются длинные очереди. В отличие от литературы и публицистики, фотографам еще удается, по завету Гоголя, "вызывать наружу всё, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи, — всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога, и крепкою силою неумолимого резца... выставить их выпукло и ярко на всенародные очи!"

Интерес к быту, чужому и тем более своему, помимо прочего, — признак благосостояния общества, его высокой материальной культуры. Важно только не перепутать быт с традиционным народным укладом и идеологической нагрузкой, которая к нему прилагается. Я имею в виду концепцию опрощения, хождения в народ, лозунг "Назад в пещеры!", а в конечном счете вульгарное славянофильство. Тут история повседневности подменяется воинствующей этнографией.

Ангажированная повседневность — грозное оружие в чьих угодно руках Можно защищать ее от безликой казенщины и восхищаться ею, как символом цивилизации: отдельные квартиры, техника, мебель из ИКЕА... Или обличать повседневность, обвиняя ее в мещанстве, как это делали романтики шестидесятых годов: турпоходы против слоников на комоде. Можно вслед за Горьким говорить о свинцовых мерзостях русской жизни или подсчитывать потребительскую корзину...

Все это и представляет собой повседневную жизнь человечества. Корректнее, впрочем, не подгонять ее под уже готовую идеологию или концепцию, а рассматривать как частное и случайное. Как бесценный опыт выживания маленького человека в экстремальной российской действительности. А экстремальна она всегда, только всегда по-разному.

Как случайное становится нормальным, а затем и распространенным? Чем человек прошлого похож на человека сегодняшнего? Что отличает нашу жизнь от жизни других людей? Череда простых, но очень важных вопросов кроется в истории повседневности. Быть может, там находятся и ответы. Но искать их должны мы сами, пусть и с помощью авторов познавательных книг из серии "Повседневная жизнь". Не знаю, как ученые и исследователи, а я абсолютно уверен: стоит внятно ответить на вопрос "Кто мы такие?" — как страна начнет выздоравливать.

10 января умерла Галана Генриховна Шевелева, научный редактор, ответственный секретарь журнала "Знание — сила"

Она пришла в журнал так, словно всегда была здесь, стала своей сразу, с первого дня. Сразу же и поняла, куда попала. Эта слитность, естественность не просто профессиональной деятельности, но самого существования в журнале, пожалуй, оставалась для нее особенно характерным и ценным качеством. Для всех она была "Галюша", "Галочка", и это было не просто обращение, а отношение к ней, отношение с особой симпатией, нежностью, и понятно — она своя, родная.

С ней — посоветоваться, что-то для себя решить. Редкий оптимизм, доброжелательность и всегдашняя надежда — все будет хорошо! — притягивали к ней. Оптимизма и надежды всегда недостает...

Галина Генриховна была географом по образованию. Она защитила кандидатскую диссертацию и вполне соответствовала научному званию, но сменила научную карьеру на журналистскую. Ради одной, но важнейшей для себя задачи — продлить оттепель, которая в то время наступила в стране и пробудила в людях самые сокровенные ожидания; продлить во что бы то ни стало — тогда закладывался динамит под "совок" и "совковость" нашей жизни.

Она и авторов подбирала так, по-своему — свой, не свой. И авторы ее становились друзьями ей и журналу. Так было на протяжении десятилетий.

Последние годы Галина Генриховна была ответственным секретарем журнала, ее эмоциональным, человеческим центром, всех объединяющим и сплачивающим. Такой мы ее и запомним, нашу Галюшу, Галочку.

Борис Силкин

Последние десятилетия в среде археологов и историков-ориенталистов обсуждалась гипотеза, согласно которой где-то в регионе Месопотамии (Междуречье), примыкая к древнему Шумеру, примерно четыре тысячи лет назад должна была существовать некая не известная нам культура. Но убедительных свидетельств тому не было.

Однако недавно они появились благодаря исследованиям, проведенным под руководством археолога Карла Ламберг-Карловски из Гарвардского университета. Центр раскопок находится на территории современного Ирана, в пол пути от известной своими древностями Хараппы на берегу реки Инд и собственно Месопотамии, лежащей в долинах Тигра и Евфрата.

Хотя раскопки и продолжаются, но в руки ученых уже попали сотни совершенных каменных сосудов и остатки мощных архитектурных деталей, позволяющие утверждать, что рядом с современным поселком Джирофт у реки Халиль ранее II тысячелетия до новой эры существовало развитое общество, а это открывает абсолютно новую главу в истории Древнего Ирана и всего Среднего Востока.