Знание-сила, 2004 № 12 (930)

Так что Гомер, человек, несомненно, обладавший цепким, глубоким умом, видимо, легко научился обращаться с заморскими "финикийскими значками". Он мог записывать ими песни о подвигах древних героев, слышанные им с детства от странствующих певцов-аэдов, мог сочинять и тут же записывать новые песни сам, вплетая в них все, что когда-либо видел. Дворцовые комнаты, по которым он бродил с детства, внезапно превращались в покои древних царей. Он заставлял своих героев носить старинные доспехи, которые показывали ему водном из знатных домов, и сражаться оружием, на которое когда-то смотрел как на реликвию. Он приучал своих героев совершать те таинственные обряды, которые видел с малолетства, и заставлял поклоняться тем же богам, которым молился сам. По древним надписям, которые ему зачитывали чужеземцы, — это лишь гипотеза! — он оживлял прошлое своего народа.

Подставко, VIII век до н. э.

Горгонион. Значок, прикреплявшийся к щиту

Техника аэдов была хорошо известна Гомеру. Недаром и возник "гомеровский вопрос". Ряд ученых стали считать его поэмы "механическим объединением независимых друг от друга эпических стихотворений на темы из сказаний троянского цикла", писал советский филолог И. М. Тройский. Поэмы якобы сложились из песен аэдов, как у иной мастерицы складывается одеяло из лоскутов.

Из города в город, из дворца во дворец переходили аэды, распевая свои песни на пирах, и песни эти, как джазовые композиции или как напетые сказителями былины, всякий раз оказывались "немножко другими", хотя и сохраняли стандартные ходы ("джазовые стандарты"). В этих песнях импровизация сочеталась с механическим повторением одних и тех же фраз, одних и тех же эпитетов. Эту традицию сохранил и Гомер, смущая критиков и невольно облегчая жизнь будущим исполнителям "Илиады", а таковых было немало, и особым почетом пользовались те из певцов, кто способен был исполнить, не прерываясь, за один раз всю "Илиаду". Это удовольствие занимало примерно сорок пять часов. А сколько длилась война? Десять лег.

Бронзовая фибула с изображениями корабля и кобылы с жеребенком

Дружба, вражда, война... Многие десятилетия микенские греки были связаны с жителями Малой Азии: дружили, торговали, переписывались, враждовали, совершали набеги, воевали, чтобы раз и навсегда покончить или с дружбой, или с враждой. А история уже готовилась смести их со своей "доски", словно надоевшие ей фигуры.

Около 1350 года до новой эры в Восточном Средиземноморье складывается устойчивое равновесие между тремя крупнейшими державами региона — Хеттским царством, Египтом и Микенской Грецией. Боевые колесницы хеттов контролируют земли Малой Азии вплоть до ее западного побережья. Вилуса-Троя становится вассалом хеттов.

Голова грифона (деталь котла)

Однако в середине XIII века до новой эры отношения между греками и хеттами заметно обострились. Конфликт начался из-за вассальных городов-государств на берегу Эгейского моря. "Мой брат, — взывал к верховному правителю греков хеттский царь, — война была бы злом для нас". Но греки не хотели слушать советов.

Около 1190 года до новой эры череда столкновений кончается катастрофой. Ослабленные государства Восточного Средиземноморья становятся легкой добычей "народов моря" (см. статью А. Грудинкина в "ЗС", 2002, Ne 5). Хеттское царство распадается. Хаттуса исчезает с политической карты мира. Ханаанейские города Леванта разграблены и сожжены. Богатый медью Кипр опустошен. Египет отбил нападение "народов моря", но пережил глубокий кризис. Начинаются "темные века" античности.

Впрочем, стараниями археологов мрак над этими веками понемногу рассеивается. Раскопки, проводившиеся в последнее время на Пелопоннесе и в Аттике, показали, что греки пусть и стали жить скромнее, не изменили своим привычкам. Вожди общин и племен — басилеи — были достаточно богаты и щедры, чтобы содержать при своих дворах певцов-сказителей, воспевавших подвиги прежних богатырей. Потягивая вино из неказистых кубков, они слушали песни о том, как ахеяне, взойдя на быстролетные корабли, пересекли море и покарали врагов, спрятавшихся за стенами крепости на Геллеспонте.

В частности, немецкий археолог Йозеф Маран полагает, что они "ревностно почитали своих предшественников и хранили их оружие, как реликвию". В таком случае почему бы Гомеру не увидеть у кого-то из своих покровителей знаменитый "шлем Одиссея"?

Археологи уже убедились, что оставленное Гомером описание Трои поразительно верно. Город и впрямь был велик, и "дворец Приама" поражал своими размерами. Археологи, занимавшиеся его раскопками, насчитали в нем шестьдесят две комнаты. Крепостные стены окружали территорию площадью 20 тысяч квадратных метров. Город располагался в очень удобном месте, на пересечении торговых путей, по которым доставляли янтарь с берегов Балтики, ляпис-лазурь из Афганистана, олово из Средней Азии и даже... нефрит из Китая.

На наших глазах всего за полтора десятилетия в результате раскопок Корфмана Троя превратилась из "пиратского гнезда", как ее называли недавно, в один из крупнейших городов бронзового века.

Больше всего Корфмана и его коллег поразило, что жители Трои, судя по сделанным находкам, не имели ничего общего с эллинским миром! Они говорили на языке, отличном от греческого. Молились и приносили жертвы совсем иным богам. В чем же дело? Троя была древневосточным городом — вот причина. На ее пепелищах были в числе многого найдены:

* печать с надписью на лувийском языке, родственном хеттскому;

* множество темной столовой посуды, напоминающей типичную анатолийскую керамику;

* бронзовая статуя одного из сирийских богов.

Найдено было также семнадцать стел, вокруг которых, кстати, разгорелась нешуточная дискуссия. Многие исследователи считают, что это "священные камни бога Апалуниаса", покровителя Трои-Вилусы, упоминаемого в хеттских договорах. Но Гомер говорит, что Троя пребывала под покровительством Аполлона, который "сильной рукой защищал... высокую Трою". "Илиада" и начинается с того, что "Аполлон сребролукий,.. пышущий гневом,., смертоносными прыща стрелами,., язву на воинство злую навел" — он всячески мешал грекам.