Знание-сила, 2004 № 11 (929)

До 10 мая 1941 года (дата полета Гесса на мирные переговоры в Англию) Гитлер и Гесс почти не расставались. "Чтобы найти одного, следует поискать другого" — такое свидетельство особенно полезно для историка тем, что Гесс, личность среди нацистов самая закрытая и подчас плохо уловимая, поддается изучению именно как alter ego Гитлера, чья фигура на историческом небосклоне двадпатых- тридцатых-сороковых видна повсеместно и отчетливо. В сущности, Гесс- политик — это и есть Гитлер (безусловно, и наоборот), а также — и вся стратегия и тактика германского национал-социализма, то есть то преступление против человечества, за которое Гесс и получил свой пожизненный срок. Таким образом, фигура Рудольфа lecca может сделаться гораздо более прозрачной, чем это принято считать.

Последнее свидетельство важно еще и тем, что позволяет лучше узнать личную жизнь Гесса, на которой висит гораздо больше "амбарных замков", нежели на личной жизни самого Гитлера.

Вот, к примеру, отрывок из письма Эльзы Гесс (жены Рудольфа Гесса) к ее подруге Ангелике Раубаль (двоюродной племяннице и возлюбленной Гитлера). В нем Эльза описывает свое первое впечатление от речи Гитлера в 1921 году: "...и — о, боже, в какую дыру мы отправились! Самая что ни на есть жуткая пивнушка, какими бонны пугают маленьких непослушных девочек. Накурено так, что шиплет глаза; повсюду грязные кружки с налипшей пеной, злые лица, хриплые голоса. Я робко спросила Рудольфа, что мы здесь будем делать. "Слушать" — резко бросил он. В это время компания у стены горланила похабную песню, а на небольшом возвышении в конце зала кто-то что-то выкрикивал. "Его?" — глазами показала я. "Нет. Я скажу, кого" — был ответ. Когда наконец он указал мне на очередного оратора, я, разогнав платочком дым перед собой, добросовестно всмотрелась, но ничего не поняла. Стоял некто худенький, с мокрым лбом и странно неподвижными серо-голубыми глазами. Он стоял и молчал, но в пивной становилось все тише и тише и наконец стихло совсем. Тогда он произнес первые фразы. Сначала вполголоса и так, точно просил о чем-то. Потом — чуть громче, сильней нажимая на отдельные слова.

Внезапно его голос сорвался на хриплый крик, от которого сидящие за столиками начали медленно подниматься, и вскоре это был уже какой-то животный рев и вой, причем казалось, что зверей там хрипит несколько. Под конец выкрикнув что-то два раза подряд, он смолк, а пивная поднялась на дыбы. Все орали, гремели стульями, в воздух вздымались кружки, развешивая по плечам кружевную пену. Я стояла, открыв рот... Рудольф тяжело дышал, уставившись в пол. Потом он резко взял меня за руку и вывел на улицу. Рядом в переулке нас ждала машина, но он молча шел, крепко держа мою руку так, что я за ним едва поспевала. Внезапно он остановился и посмотрел мне в глаза. "Ты поняла?" — был его вопрос. Я ничего не поняла и не знала, что ответить, но сердцем угадала: если отвечу не так, могу потерять любимого. "Он говорил о Германии?" — спросила я. Рудольф просиял. "Да, он говорил о Германии! О нашем позоре. О предателях. О величии. О нашей чести". Мы снова зашагали по темной улице. Рудольфу как будто не хватало воздуху. Я сейчас не помню, сколько мы бродили по ночному Мюнхену, но точно знаю: именно эта ночь нас соединила".

Описаний манеры Гитлера произносить свои речи в пивных Мюнхена осталось немало, но это единственное достоверное свидетельство того, как слушал и воспринимал своего будущего кумира совсем еще молодой тогда Рудольф Гесс.

Внезапно его голос сорвался на хриплый крик, от которого сидящие за столиками начали медленно подниматься, и вскоре это был уже какой-то животный рев и вой, причем казалось, что зверей там хрипит несколько. Под конец, выкрикнув что-то два раза подряд, он смолк, а пивная поднялась на дыбы.

Безусловно, все они, солдаты Первой мировой, вышли из нее с раной в сердце, с горечью поражения и позора, с жаждой реванша. Они ставили своей целью возрождение поверженной родины — цель, достойная любой партии или политика! Но с чего они предполагали начать? Вокруг них была обескроапенная нищая страна, отчаявшиеся, потерявшие надежду люди... Где, в чем увидел Гитлер источник сил для возрождения, для веры, для борьбы?

"Мы должны отомстить. Именно отомстить, а не только восстановить справедливость, — озвучивал Гесс мысли Гитлера в 1925 году на одной из партийных конференций. — Мы начнем с мести. Месть — вот источник наших сил". Дальше он перечисляет, на кого должен будет опуститься "карающий меч национал-социализма": "...на неполноценных, тянущих нацию назад в пропасть, на предателей, нанесших германской армии удар в спину, на коммунистов с их интернационализмом, на международные державы (метрополии. —Авт.) с их отрыжкой от вырванных у Германии и проглоченных кусков (колоний. — Авт.)..." А также и на Россию, эту "собаку на сене". Под "сеном" подразумеваются территории — "хорошая земля, плохо или неумело используемая". С годами список будет пополняться.

В сущности, так они и начали, затем растянув "сладостный акт воздаяния" (Геббельс) на весь период своего правления, сделав его своей религией и порою превращая в самоцель. НСДАП безусловно и справедливо называют "партией войны", но это в не меньшей степени также и "партия мести".

В иных случаях "второе я" или "тень" фюрера движется даже впереди своего носителя.

"Европа — женщина, которая после Наполеона не знала настоящего господина. Теперь этот господин я!" — заявляет Гитлер в 1940 году. "Но прежде чем я ее... (в подлиннике то самое слово. — Авт.), я хорошенько отхлопаю ее по щекам. Впрочем, есть много способов отомстить. Я их все знаю".

"Чтобы отомстить женщине, достаточно снять и перекроить хорошо сидящее на ней платье, а затем снова заставить надеть, — откровенно разъясняет Гесс. — Мы так и поступаем".

И действительно: Рейн, Австрия, Судеты, Чехословакия, Франция, Польша... На очереди Россия, Британия... Европа становится тесной! Гитлер уже поглядывает за океан.

Многие отмечали, что при упоминании Соединенных Штатов или американцев Гитлер всегда моршился. Гесс же, озвучивая гримасы вождя словами "европейская помойка" и "недонация", пишет, что месть жирующей Америке станет одновременно и местью тем евреям, которые думают, что спаслись за океаном путем "замешивания еврейской крови с долларами".

Впрочем, как и другие "партийные эстеты" — Геббельс или Лей, Гесс очень любил слова "очищение", "дезинфекция", "стерилизация" и т.д. Гесс, которого за глаза звали "белоперчаточником" и "чистюлей", пожалуй, и был им в действительности, о чем мы опять же узнаем от Гитлера и через него. В Бергхофе, например, во время пребывания там Гесса, фюрер приказывал своему камердинеру Гейнцу Л инге убирать у себя в личных комнатах (даже если он там в это время работал) каждые полчаса, чтобы "мой Руди не видел моего свинарника". Когда же Гесса в Бергхофе не было, Линге убирался в спальне и рабочем кабинете Гитлера раз в три дня, а то и реже, поскольку в отсутствие Гесса "свинарник" именовался "художественным беспорядком" и создавал вождю "рабочую атмосферу".