Знание-сила, 2004 № 09 (927)

На самом деле, конечно, все гораздо сложнее — на то она и философия.

Впрочем, среди научных достижений Сорокина было и немало вполне прикладных разработок, позже взятых на вооружение и американской и мировой социологией. Сейчас даже неспециалисту знакомы такие термины, как "социальная стратификация" (расслоение общества) и "социальная мобильность", — а ведь одним из первых, кто разработал эти теории, был Питирим Сорокин.

Тем не менее его главные социологические откровения для большинства американских коллег, привыкших "считать", а не "витать в абстракциях", представлялись чем-то слишком отвлеченным и аморфным. А после того как по инициативе одного из гуру американской социологии Толкотта Парсонса (сферой научных интересов которого как раз были математические, формализованные методы в социологии) факультет социологии в Гарварде упразднили, а на его месте был создан факультет социальных отношений, Сорокина туда уже не пригласили.

Уйдя из университета, Сорокин поселился в маленьком городке Винчестере поблизости от Гарварда. Он продолжал время от времени читать лекции, а в 1949 году создал в Винчестере собственный научный центр, название которого для американцев, не склонных к бескорыстию, звучало просто вызывающе: Гарвардский исследовательский центр по созидательному альтруизму. В мире, где превыше всего ценится конкуренция, а не кооперация, где боготворят сильного, победителя, "чемпиона" и презирают сирых и убогих, русский философ задался вопросом, как вернуть в наш насквозь материалистичный и прагматичный мир бескорыстие. Естественное желание дать, поделиться — а не брать...

Нет, воистину, кого только Россия в своем непостижимом альтруизме не "раздарила" миру в начале прошлого века.

Анатолий Цирульников

Первый и второй очерки - см. "Знание - сила" № 7 и № 8 за этот год.

Когда у Бугаева возникла идея создания национальной якутской школы по способу мышления и деятельности, а не по набору предметов, и он стал вникать в структуру языка, то вспомнил про шаманские тексты. Их привез в Институт усовершенствования учителей, где тогда работал Бугаев, молодой аспирант из Ленинграда Егор Малышев. И стал, как сам говорит, заниматься шаманизмом "в педагогическом плане".

"А почему шаманизмом?"

Структура речи проявляется в структуре языка. Один заикается, другой шепелявит, третий много читает, у четвертого — лексический запас, как у Эллочки Людоедки. Языки бывают разные: естественные и искусственные (на основе естественных, но гораздо проще, например, дорожные знаки), вторичные моделирующие (на основе естественных, но гораздо сложнее — художественная литература, искусство) и т.д.

Бугаев взял язык художественной литературы (он же филолог, занимался структурой поэтического текста) и стал дробить дальше.

Художественные тексты делим по времени написания. Стал думать, какие тексты взять, — современные или из прошлого? В современных очень много влияния других культур, а ему нужно было более-менее в чистом виде — значит, прошлое. А там опять раздваивается: народные, фольклорные тексты и "писательские".

В писательских много личностного, субъективного. В героическом эпосе Олонхо, вершине фольклорных жанров, оказалось десять вариаций. А он искал базовую структуру, и тут вспомнил про те тексты Малышева, шаманские заклинания. Взял их. Но поставил себе жесткое условие: ничего магического — только структура.

И вот его рабочая гипотеза: если по шаманским текстам смоделировать структуру родного языка, то получится как бы, что мы смоделировали этнический тип мышления. И если к этой модели прибавить что-то личностное — интерпретации учителями предметов плюс мировое, общечеловеческое — и все это свести к некой педагогической технологии, это и будет национальная школа по способу деятельности, а не по набору предметов.

Потому что школа, в которой хоть сто часов изучай родной язык, она не будет национальной, если в ней нет особенного способа деятельности.

Искал и другие, параллельные ходы. Обращался к этнокультурным, этнопсихологическим исследованиям. Смотрел, как изучали национальный характер: через психические процессы, адаптивные механизмы, эмоциональные установки, институциализированное поведение... Его-то интересовала вполне практическая проблема — первый социальный институт, куда приходит ребенок, детский садик, школа. Ребенок приходит в институты, которые не соответствуют его этническому типу мышления. Необходимо создавать другие, которые бы соответствовали.

Размышлял о мышлении западном и восточном.

"История — результат проявления универсального закона, а не результат творения, как в европейской традиции.

...Мудрецы — это носители и хранители высшего знания, этических идеалов... К высшему знанию ничего нельзя прибавить по существу. Его можно лишь бесконечно истолковывать..."

Это из его рабочих тетрадок.

На кого опирался? Бахтин, Библер, Хайдеггер (прозванный "коренным зубом европейской философии"), в какой-то мере, говорит, Камю и, может, даже Сартр как экзистенциалист. Из русских — библиофил Николай Александрович Рубакин. Конечно, окружение Льва Гумилева и те, от кого он пошел, — Вернадский, Чижевский... Окружение психолога А.А. Леонтьева и те, которые занимались этнокультурной основой речи, — для него важна речь.

А еще у него засело вопросом в подкорке: кто такие якуты, "урангхай- сахалар", откуда пришли? Версий много. Одни показывают на древних тюрков, на жаркие монгольские степи. Другие подмечают, что ландшафты эпоса Олонхо напоминают предгорья Памира и вершины Гималаев.

Якуты — это беженцы, вынужденные переселенцы. Они бежали от конфликтов и войн. Возможно, в течение столетий перемещались на север и восток, обживали новые территории и двигались дальше. Дальше — приспосабливаясь к огромным расстояниям и длительным усилиям, глухой тайге и вечной мерзлоте. Уподобляясь лошадке или олешке, разбивающему в кровь копыта, чтобы достать из-под земли пропитание. То, что предстоит большому народу, можно увидеть на примере малого. Потеря письменности, речи, мучительная попытка обрести снова. И, напротив, малый народ отражается в зеркале большого, как ребенок в глазах взрослого.

Отцовский род охотников, шаманов и "легавых" (отец Бугаева работал в Угро) столкнулся в революцию с родом матери "Тыгын" — первым и последним царским родом. "Царек" — называли бугаевского предка русские, он был князь, "дархан", объединявший до прихода казаков якутские улусы. Род, связанный с мамлюками, что царствовали в Египте, а поздней служили в гвардии Наполеона.