Знание-сила, 2003 №12 (918)

Итак, в своем видении Вернадский-мистик прожил в «параллельном» мире одну из возможностей своей жизни. А в реальной жизни он сделал выбор и остался в России, где и должен был исполнить свое назначение.

В буре и грозе родится Ноосфера.

В.И. Вернадский

Сегодня цитаты из Вернадского звучат в устах государственных деятелей, его имя связывают с модным сейчас определением «устойчивое развитие России».

12 марта 1963 года, после долгого замалчивания Вернадского, в МГУ отметили 100 лет со дня его рождения. Сегодня, посмотрев на перечень докладов, прочтенных в тот день, мы с удивлением обнаружим, что в числе его выдающихся трудов мы не найдем ни учения о Биосфере, ни тем более о Ноосфере.

Второй мощный толчок — прорыв к Ноосфере, сфере Разума, состоялся уже не в Степи, природном создании, а в одном из прекраснейших произведений человеческого Разума — городе Париже.

После трагических мытарств во время Гражданской войны Вернадский возвращается в Петроград, и через год, после недолгого ареста, чудесным образом по приглашению читать лекпии в Сорбонне он с женой и дочерью отправляется в Париж, где завершает свое учение о Биосфере.

После его доклада в Музее естественной истории состоялся «мозговой штурм». В результате появился термин «Ноосфера». Предложил его французский математик Э. Ле-Руа. Свой взгляд на Ноосферу предложил палеонтолог и теолог П. Тейяр де Шарден. И совсем иное понимание и трактовку стал развивать Вернадский: Ноосфера как высшая стадия в эволюции Биосферы.

В Париже Вернадский издал и свою уникальную работу «Автотрофность человечества», где впервые заявил, что эволюция человека не завершена.

В 1926 году Вернадский вернулся в СССР, а Тейяр де Шарден уехал в Китай, где открыл синантропа. Больше никогда Вернадский и Тейяр де Шарден не встречались и не переписывались.

В 1940 году Тейяр де Шарден закончил книгу «Феномен человека», где впервые говорится о Ноосфере. Опубликована она уже после смерти Вернадского, в 1948 году. Католическая церковь преследует его, члена ордена иезуитов, и запрещает печатать его труды.

Вернадского на родине обвиняют в идеализме и мистицизме. Против него развязывается кампания. Об этом рассказывает живущая ныне в Париже известный генетик Раиса Львовна Берг, которой в 1938 году было поручено «разоблачить скрытого идеалиста и мистика» академика Вернадского...

Профессор РЛ. Берг на сегодняшний день — единственный человек в мире, который знал Вернадского лично. Р.Л. Берг — дочь знаменитого советского академика Льва Семеновича Берга, географа и зоолога. Во время войны В.И. Вернадский с женой был эвакуирован в Казахстан, в санаторий Боровое; туда же были эвакуированы академик Л.С. Берг с дочерью Раисой. Ей тогда было 28 лет, а Вернадскому 78 лет. Вернадский писал свою завершающую, как он называл, «Главную книгу». Молодой генетик Раиса Берг оказалась его первой слушательницей. На ней проверял Вернадский доступность своих мыслей и с ней обсуждал вопросы связей Биосферы Земли и Вселенной.

Ноосфера — слово загадочное, будоражащее умы и фантазию, только в последнее время вошедшее в научную терминологию, — было известно Сталину. В 1943 году, к 80-летию, Вернадский получил Сталинскую премию. В ответной благодарственной телеграмме Вернадский счел нужным объявить Сталину, что Биосфера Земли переходит в Ноосферу: процесс этот неизбежен. Сталин ответил на телеграмму, но о Ноосфере ни слова. Тогда Вернадский пишет небольшую статью «Несколько слов о Ноосфере» и посылает ее в газету «Правда» и лично Сталину. Сталин нс отвечает, а «Правда» статью нс печатает. Но за полтора месяца до смерти Вернадского статья «Несколько слов о Ноосфере» публикуется в скромном академическом журнале «Успехи биологических наук». Собственно о Ноосфере Вернадский довольно много пишет в разных книгах и по разным поводам, но отдельная глава о Ноосфере, которой должна была завершаться его Книга жизни, так и не была написана. Считают, что не успел, не хватило жизни, а может быть, по каким-то другим причинам. Слово «Ноосфера» постепенно, за несколько десятилетий входит в нашу жизнь, а с появлением Интернета уже уверенно произносится и с экранов телевидения, и в газетных публикациях.

Но как вразумительно осознать, что же это за такая новая оболочка Земли — Ноосфера?

Вернадский и Тейяр де Шарден отправной точкой своих выводов о Ноосфере называют цефализацию Биосферы — в процессе эволюции наблюдается неуклонное развитие нервной системы и концентрация ее в головном мозге, то есть развитие Биосферы в направлении сознания. Идет процесс гоминизации — скачок от инстинкта к мысли. Нематериальная мысль человека становится геологическим фактором, материально преобразующим планету. Планета обретает Мозг, который берет на себя ее дальнейшее развитие.

В «Феномене человека» Тейяр де Шарден пишет: «...Понаблюдаем немного внимательней вокруг нас — этот внезапный поток церебральности; это биологическое вторжение нового животного типа, который постепенно устраняет или покоряет всякую форму жизни, не являющуюся человеческой...

Самый проницательный исследователь нашей современной науки может обнаружить здесь, что все ценное, все активное, все прогрессивное, с самого начала содержавшееся в космическом лоскуте, из которого вышел наш мир, теперь сконцентрировано в «короне» Ноосферы.

У Тейяра де Шардена эволюция принимает телеологическую форму, ее конечное притяжение — Точка Омега, символическое обозначение Христа. Религия и наука должны объединиться.

Вернадский называл себя глубоко религиозным человеком: «Я думаю, что религия имеет колоссальное будущее, но формы ее еще не найдены. Те откровения, которые имеются, не удовлетворяют в настоящее время меня, по крайней мере. Слишком много в них мишуры» — пишет он в 1943 году. Он убежден, что в будущем знание будет единым, оно будет включать в себя и науку, и религию, и искусства. Об этом же говорит Н.В. Тимофеев-Ресовский в фильме «Рядом с Зубром». Там же он рассказывает о своих встречах с Вернадским, об их беседах о происхождении жизни и о природе добра и зла.

Только недавно опубликованы дневники Вернадского (пока не все), из которых мы узнали, как его могучий свободный интеллект мог существовать в условиях несвободы, когда «кругом террор и на каждом шагу его следствия... Впечатление неустойчивости существующего становится сильнее. Политика террора становится все более безумной, чем я думал недавно. Волевая и умственная слабость руководящих кругов партии и более низкий уровень партийцев, резко проявляющихся в среде, мне доступной, заставляет меня оценивать все как преходящее, а не достигнутое — не как тот, по существу великий опыт, который мне пришлось пережить» (1938 год).