Знание-сила, 2003 №12 (918)

В европейской культуре не было еще разрушено представление о мире — огромном сооружении, где каждая часть отражает, как некое символическое зеркало, смысл всеобщего замысла Творца. Мастера XIII века, они создавали «модель мира», который стал неизмеримо более светлым, просторным, чем в предшествующее столетие.

Дюби объединяет воедино различные явления ХIII века, объясняет расцвет королевства «духовным порывом», заставлявшим идти вперед, распахивать пашни и пустоши, разводить виноградники, создавать новые ярмарки, вести проповедь бродячим монахам. «Деятельная радость передана в ритме и устройстве соборов». Французские историки напоминают: историю следует рассматривать как результат духовных усилий человека, все иное — успехи экономики или государственного строительства — не больше, чем производные явления, сами по себе не существующие.

«Людовик IX был преисполнен святости, — о короле Дюби пишет возвышенно. — Большая часть его богатства отдана во славу Божью». «Король строил не замки, а храмы».

Быть королем в 12 лет, после внезапной смерти отца, — почти безнадежная затея: «королевское ремесло», как говорили во Франции, — трудное дело. Король — посредник между Богом и народом, это не пустые слова, это бремя ответственности. Король — воин, дипломат, мишень для заговоров и многое другое, смотря по обстоятельствам. Тяжелая ноша для ребенка. Даже в раннем средневековье возраст зрелости отсчитывали с 14 лет. (Впрочем, по наблюдениям Ле Гоффа, в XIII веке в высших слоях общества порог зрелого возраста приблизился к современному, к 21 году.)

Мальчик-король получает золотые шпоры, большой меч, его облачают, подгибая края, в плащ пронзительносинего цвета, архиепископ надевает кольцо на палец... Корона на детской голове — большая и неустойчивая, как и тяжелый скипетр, и жезл правосудия, вложенные в длинные, но некрепкие руки. «Такие испытания придают силы или ломают навсегда» — замечает Ле Гофф.

Юный король обнаружил твердость духа и силу воли. При деятельном участии королевы-матери он выполнял «королевское дело» последовательно и достойно. Были трудные переговоры с Англией. Был мятеж баронов: они собрались и решили, что король слишком мал, а королеву, «иностранку», они не жаловали. Но парижане прислали помощь «своему королю»: на пути его следования дорога была заполнена простолюдинами, вооруженными и безоружными, «они взывали к Господу, чтобы оградил и защитил короля от врагов». («Мнение народа», которое разглядел Пушкин в событиях русской истории Смутного времени, во Франции, очевидно, присутствовало на пять веков раньше.)

Людовик IX признан одним из самых удачных правителей Франции, который присоединил юг страны, выпустил полновесную монету, распространил королевские указы, ордонансы, на все королевство. Франция не подвергалась испытаниям голодом и эпидемиями, население страны возросло до 10 миллионов человек: Париж стал одним из самых густонаселенных городов Европы, а подданные короля составляли 1/6 населения Европы.

«До Французской революции он был воплощением лучших сторон французской монархии» — пишет представитель «Анналов» Ж. Ле Гофф, 15 лет работавший над биографией «Святого короля» и написавший в результате многоплановое историческое повествование.

«С тех пор, как он стал править и познавать себя, — приводит Ле Гофф текст старинной хроники, — он начал строить церкви и монастыри». Его благочестивые порывы были совсем необязательны для его положения. Посещая монастыри, он таскал носилки с камнями для строительства и был недоволен своими братьями, не желавшими искренне помочь монахам. Иногда благочестие короля выходило за всякие пределы: он стремился омыть ноги странникам, «людям Божьим».

В аббатстве Сен-Дени гвоздь, один из тех, которыми, по утверждению, распят был Христос, выпал из сосуда, когда монастырь был заполнен паломниками, и затерялся среди множества людей. Горе короля было искренним, непритворным, чрезмерным даже для того времени. В отчаянии он вопил: «Пусть лучший город королевства был бы разрушен!» Король не только не пытался скрыть неблагоприятное для общественных настроений событие, но, напротив, раздувал его сверх меры, назначил 100 ливров всякому, кто найдет реликвию или сообщит нечто важное. Скорбь короля усилила эмоциональное возбуждение, довело страсти до массовой истерии; люди обливались слезами, толпились в церквах. Множились разговоры: не признак ли это надвигающейся беды? Святой гвоздь, впрочем, вскоре нашли и водворили на место.

Короля и его народ объединяла незатейливая вера в чудеса, в действенную силу магических предметов.

В 1204 году рыцари-крестоносцы захватили и разграбили Константинополь. Дурное событие, но речь о другом. Воины-крестоносцы были ошеломлены, увидев среди сокровищ Византии священные реликвии: терновый венец, гвозди — очевидные и осязаемые в своей простоте следы Страстей Господних. В наши дни трудно представить, как материальные предметы убеждали в абсолютной достоверности предания Нового Завета. Истина о Боге, снизошедшем к природе человека, стала близкой и очевидной. Люди того времени постоянно видели раны и часто испытывали страдания, они знали, как трудно терпеть, как кричат от боли; что переносили они сами, принял и испытал Бог. Эмоциональное потрясение, достоверность через видимое, создавало новую религиозную обстановку: «вочеловечение Бога» — явление, которое Дюби наблюдает в «новом французском», готическом искусстве.

Упорно и последовательно король Людовик собирал наиболее достойные христианские реликвии; говоря откровенно, он их скупал. «Истинный терновый венец Христа» с огромными предосторожностями переправили из Венеции во Францию. (По дороге дождь лил, не переставая, что вызвало некоторое недоумение у простодушных сопровождающих.) Встреча реликвии в королевстве вызвала всеобщее восхищение: процессию возглавил король в сопровождении брата — босые, в грубых рубахах. Вскоре к терновому венцу прибавились: кусок Истинного Креста, наконечник копья, которым римлянин пронзил распятого Христа, и губка, на которой римляне поднесли уксус. Для собранных реликвий была воздвигнута Сен-Шапель. Чудесная сила реликвий, по всеобщему убеждению, оберегала короля и королевство.

Очевидно, юный король нашел свое место — он оказался не впереди своего времени, не позади, а где-то в середине. Именно это обстоятельство, сказал один из преуспевающих современных политологов, было залогом прочности его власти и основанием его легенды.

Рядом со Святой капеллой, и это признак нового времени, король распорядился построить помещение, па верхних этажах которого разместились королевский архив, «Хартии», и библиотека, собрание благочестивых религиозных сочинений.