Знание-сила, 2002 № 08 (902)

Ох уж эта пространственная ориентация… Посещая какой-нибудь адрес, дорогу я, конечно, запоминаю – но как муравей: по деревьям, солнцу, пятнам на асфальте. Описать тот же путь словами – выше моих сил. Равно как и пользоваться планом, картой (приходится постоянно уточнять у прохожих). Когда я пытаюсь перевести образы в слова, картина может исказиться, и, скажем, розовый и приземистый в моих представлениях дом вдруг оказывается желтым и стройным. Однажды в детстве мы спустились в подземный переход, и когда вышли на другую сторону улицы, я никак не могла понять, где же мы очутились, почему все вокруг стало совсем другим. От этого подкашивались ноги и хотелось плакать. В другой, уже взрослой жизни я шла себе на юг, и вдруг вышло солнце, и оказалось, что я продвигаюсь… на север. Я даже присела – так закружилась голова. Интересно, что у обычных людей (правшей) пространственный анализ осуществляет правое полушарие – главным образом, та область, где граничат теменная, височная и затылочная зоны. У левшей эта естественная функция нарушается – ведь правое полушарие вынуждено управлять ведущей рукой и речью.

Кстати, о речи. Когда слушаешь левшу, нередко возникает впечатление, что средств языка не хватает, чтобы выразить мысли. «Я как собачка – все понимаю, но сказать не могу» – говорю я мужу, если он решает завести со мной философскую беседу.

Специалисты утверждают, что у детей-левшей наблюдается сравнительно поздний дебют самостоятельной речи, она замедленна, скупа, содержит неправильные конструкции- Порой они заикаются, а при письме – пугаются в буквах, совершая ошибки, которых «не бывает» (замена букв местами, зеркальные написания). Приходится учить написание слов наизусть, заучивать словари – это как раз в духе основательности левшей. Были случаи, когда человек писал левой рукой каллиграфически, но с пятью ошибками в слове, а правой – очень неразборчиво, многие буквы зеркально, но абсолютно грамотно.

Я где-то прочла себе приговор: левши – аутсайдеры, существа обидчивые, эмоции свои контролировать не MOiyr и вообще – буки. В основном это оказалось чепухой. Но одна констатация показалась мне весьма точной – факт аутсайдерства. Если представлять себе аутсайдера с этологических позиций – не как хулигана и «панка», а как индивида, находящегося на периферии социальной группы и имеющего либо неопределенный, либо низкий ранг, то многие левши, по моим наблюдениям, – типичные аутсайдеры. В социальной группе существует иерархия, получившая названия в отношении птиц – «порядок клевания» (вначале пищу из кормушки клюет главная курица, в конце – захудалые). Так вот, аутсайдеры вообще не принимают участия в «порядке клевания» и клюют либо на стороне, либо последними, крайне редко первыми (уж если оставаться в группе – то президентом!). В таком случае мы с Егором, конечно же, аутсайдеры. Дружелюбные, общительные, порой даже лидеры. Но коллектив, в котором сложился устойчивый «порядок клевания», нас выталкивает – мы какие-то не «свои».

Левша – это в своем роде «рыжий- конопатый». Однако, если не заставлять его изменить цвет и не показывать пальцем, то негативные эффекты могут и не проявиться. Мне кажется, что установление связи левшества и конкретных психологических особенно- 1 стей не лишено предвзятости. Исследователь уже знает, что вот эти конкретные дети пишут левой рукой и что они обратились за психологической помощью, поэтому и приглядывается к особенностям их души. А если просто окинуть взором большую группу людей, можно ли отделить «зерна от плевел»? Невротики, упрямцы, балбесы и заики налево, остальные направо! Я не верю, что толпа тут же поделится на левшей и правшей. Слишком велико индивидуальное разнообразие людей. Нельзя забывать и о том, что асимметрия мозга проявляется очень неодинаково. Здесь, как в политике, – найдутся и «ультралевые», и «умеренные правые центристы»… Психологические качества правополушарности могут и не сопровождаться леворукостью. Все зависит от того, какие зоны коры получают преобладающее развитие. Кстати, когда давление среды ослабевает, доля правополушарных людей резко возрастает: от семи процентов до одной четверти. Такая ситуация наблюдается как в слабо цивилизованных обществах (где дети не учатся писать), так и в сверхцивилизованных (Япония, США, где у детей просто много свободы). А еще – у близнецов, которые создают свой собственный огражденный мирок.

С этими мыслями я отправилась принимать зачет у студентов-психологов. И подметила, что одна из студенток – девушка с яркой замечательной внешностью – пишет левой рукой. Оказалось, что ее никогда не переучивали – на этом настояла мама. Я заговорила о готовящейся статье и посетовала: сложно быть левшой. Ответ был неожиданный:

– Ха! Да это мы смотрим на правшей с чувством превосходства. Потому что они научились жить только в «правом» мире, а мы – и в «правом», и в «левом»!

Сколько было уверенности в этом голосе! Эх, хорошо, когда у рук никто не отбирает свободу…

Кирилл Ефремов

Наше тело сложено из двух одинаковых половинок. Казалось бы, так и должно быть по «природе вещей». Однако веди мы свой рол от иглокожих, «половинок», может быть, оказалось бы пять, а от стрекающих – добрая дюжина. Наша билатеральная симметрия – наследие «позвоночного» образа жизни. По мнению зоологов, у предков позвоночных, больше всего напоминавших примитивных рыб, подобное устройство тела помогало лучше держаться в воде. В частности, два плавника, тянущихся вдоль всего тела, стабилизировали движение. Для большей маневренности у этих плавников расширились передний и задний отделы, а середина «растаяла».

Так благодаря требованиям гидродинамики позвоночные обзавелись двумя (а не тремя, как насекомые, или десятью, как креветки) парами конечностей. Две руки, две ноги… А голова? С точки зрения сравнительной анатомии, головы тоже «две». Это касается не только глаз и ушей. У эмбриона челюсти, лобная кость, губы и другие детали головы также срастаются из двух половинок – правой и левой.

Такой же симметрией обладает мозг, в котором пару имеют не только большие полушария, но и большинство структур, на первый взгляд кажущихся одиночными. Например, шишковидная железа (или эпифиз). Это крохотное тельце, залегающее в глубине мозга, Рене Декарт наделял важнейшей функцией: шишковидная железа является… ни много ни мало – хранилищем разумной души. И все потому, что она не имеет пары и отсутствует у других животных… Время показало, что, «не зная материала», могут ошибаться и великие мудрецы – даже такие, как Декарт. Сегодня известно и то, что эпифиз есть у многих позвоночных, и то, что он «подвешен» на парных образованиях уздечки, и, наконец, что его роль у человека очень скромна – вместо «хранителя души» он всего лишь «ассистент отдела биоритмики».