Знание-сила, 2001 №10 (892)

Как подчеркивает Павлова, советская власть могла существовать и строить социализм только в условиях постоянного применения насилия по отношению к своим подданным. При этом она использовала самые низменные инстинкты народа, развязывая кампанию коллективизации, преследование «инженеров-вредителей» или борьбу с «врагами народа» в 1937-1938 годах. Историк категорически отвергает распространенное мнение об «ошибках Сталина» или о том, что советские руководители шли на поводу требований масс и просто реагировали на сложившуюся в стране социально-экономическую ситуацию. Нет, социализм строился по заранее разработанному бесчеловечному плану как преддверие к мировой войне, в которой Советский Союз рассчитывал быть нападающей стороной. Социалистическая система была абсолютно безразличной к понятию экономической эффективности, ибо главное было обеспечить мобилизацию всех сил и средств для военных целей – от новейшей боевой техники до колхозного пушечного мяса.

Автор книги солидаризуется с мнением В. Суворова и ряда историков, в том числе моим, о том, что Сталин летом 1941 года готовил нападение на Германию, причем без всякой связи с планом «Барбаросса». Она справедливо критикует ряд российских и зарубежных исследователей, наивно полагающих, что если на каких-то документах нет резолюции об одобрении их Сталиным, то, значит, они не принимались к исполнению. В советской системе старались не оставлять следов по особо секретным вопросам, отдавая указания только устно.

Строительство социализма в 1929 -1941 годах Павлова рассматривает как мобилизацию всех сил страны для развертывания будущей широкомасштабной агрессии в Европе. Надо также учесть, что многие важнейшие документы были уничтожены еще при жизни Сталина или его преемниками. В книге приведено множество подобных примеров. Добавлю к этому что даже тассовские сообщения, поступавшие Сталину, были после его смерти полностью уничтожены за период с апреля по ноябрь 1941 года, то есть в период завершения подготовки советского нападения на Германию и первых, самых тяжелых месяцев войны, когда Сталин всерьез рассматривал вопрос о заключении сепаратного мира.

По мнению автора, нападение Германии на Советский Союз «объективно явилось превентивным, потому что оно предотвратило куда более массированное наступление Красной армии». На мой взгляд, правильнее говорить, что как состоявшаяся агрессия Гитлера, так и несостоявшаяся агрессия Сталина были в какой-то мере «превентивным ударом», то есть ударом, направленным против возможных будущих действий потенциального противника. Но, строго говоря, почти все завоевательные войны в истории подпадают под это определение. Что само по себе никак не оправдывает агрессоров, поскольку главное для них – это захват чужих территорий, а предотвращение подобных же действий со стороны враждебного государства само по себе является лишь вспомогательной целью. Собственно же превентивный удар, то есть удар против уже изготовившегося к нападению неприятеля, – большая редкость. Один из немногих примеров здесь – «Шестидневная война» Израиля против арабских стран в июне 1967-го. И Гитлер, и Сталин полагали, что другая сторона не сможет напасть раньше 1942-1943 гола, и торопились осуществить собственные агрессивные планы. Но не надо забывать, что СССР в 1939-1940 годах совершил уже несколько агрессий – против Польши, Финляндии, Румынии и государств Прибалтики. Но не найдено, в частности, никаких документов, где фиксировалась дата советского нападения на Финляндию, хотя такое нападение, как известно, состоялось. Можно не сомневаться, что день «Ч» для выступления против Германии Сталин сообщил подчиненным только устно. Единственная письменно зафиксированная – на плане стратегического развертывания Красной армии – дата предполагаемого нападения на Германию, 12 июня 1941 года, сохранилась только потому, что сам план Сталин приказал хранить в делах Генштаба – вероятно, как образец для будущих разработок.

Павлова сокрушается, что западные историки часто поддерживают тех российских историков, которые склонны идеализировать советское прошлое: «Демократия не удалась лаже в истории, да и не могла удастся при наличном соотношении сил. Если бы прокоммунистический реванш получил хотя бы отпор со стороны мировой исторической науки, но и здесь сложилась парадоксальная ситуация: западные историки не только формально контактируют с прокоммунистическими историками, но и поддерживают их концептуально. Российским историкам демократического направления придется проявить не только терпение, но и отвагу». Павлова – из числа отважных.

Многие советские явления, как отмечается в книге, иностранцы проецируют на явления, существующие в демократических обществах, например, практику принятия решений узким кабинетом считают аналогом сталинских «троек» и «пятерок» в Политбюро. При этом забывают об одном принципиальном различии. На Запале политики, принимающие решения, ответственны и перед законом, и перед парламентом. В СССР же вся номенклатура была, в сущности, ответственна только перед одним человеком – Сталиным, а термин «правовое государство» использовался только как ругательный (Павлова приводит замечательные высказывания Л.М. Кагановича на этот счет).

Она констатирует, что «многие современные авторы и политики, в том числе и те, которые называют себя демократами, не смогли преодолеть синдром великодержавия: «Предметом многочисленных рассуждений о будущем России по-прежнему является не общество, а государство». Павлова же пытается взглянуть на происходившее глазами «маленького человека» 20 -30-х годов, которому в сталинском социализме жилось ох как неудобно.

Михаил Чегодаев

Египетская археология – занятие чрезвычайно сложное, но невероятно захватывающее. Постепенно, сам того не замечая, египтолог погружается в удивительный мир давно почившей цивилизации, никуда при этом не исчезнувшей, продолжающей свою призрачную жизнь в двух шагах от бурлящей суеты современного арабского Востока. Древний Египет незаметно затягивает ученого и заставляет жить по своим законам.

Раскапывая и изучая древние гробницы, египтолог невольно соприкасается с людьми, их построившими, и их судьбы становятся ему небезразличны. А читая запечатленные на камнях имена и «списки приношений», он делает то же самое, что делали древние «поминальные жрецы», сам того не желая, исполняет их обязанности: по египетским представлениям, произнесение вслух имени человека равносильно констатации его существования. И вот получилось, что через тысячелетия Древний Египет в лице ученых вновь обрел служителей, отправляющих заупокойный культ, хотя сама древнеегипетская религия, как и древнеегипетский язык, умерли уже две тысячи лет назад. Поистине древние египтяне будут обитать в своем загробном мире, покуда существуют египтологи, способные прочесть их имена!