Знание-сила, 2001 №10 (892)

Таким образом, каждое царствие, каждая теофания действительно являлось законченной эпохой и обладало индивидуальной значимостью и исторической неповторимостью. Это была не история в нашем понимании, а сумма эпох, обладавших каждая своей индивидуальностью. Наделе это выражается в том, что при каждом царе воздвигался его персональный дворец (мы бы сказали, что каждый фараон имел свою столицу); иногда разительно отличается стиль искусства, возникают важные богословские доктрины и т.п.

Действительно, глядя, к примеру, на эволюцию стиля архитектуры хотя бы одного гизехского некрополя, мы, похоже, вправе говорить о «Египте Хеопса», «Египте Хефрена» и т.д. Видимо, это в какой-то мере соответствует египетским представлениям: пирамида и сопутствующий ей некрополь – это полностью перенесенное в иной мир царствование. Почившие вельможи так же окружают своего владыку и так же верно служат ему, как и при жизни. Индивидуальный мир вельможеских гробниц Древнего царства складывается в мир двора того или иного фараона, и этому ничуть не мешает соседство другого такого же двора – это другая историческая эпоха, другая жизнь, другой Египет. В нашей системе аллегорий это можно было бы сравнить с «Ночным смотром» наполеоновских войск, навечно оставшихся таковыми, хотя история Франции отнюдь не ограничивается эпохой великого корсиканца. Итак, употребляя современные термины, фараон – это метафизическая совокупность всех древних египтян «своего времени».

Таким образом, когда они возводили фантастическую по размерам каменную усыпальницу своему владыке, они тем самым творили ему нерушимую вечную оболочку – новое тело, а по сути – новое, вечное и нерушимое тело всей страны «его времени» и самим себе, в частности. Получается, что как живои фараон был гарантом жизни своих подданных, так он же в виде пирамиды оказывается гарантом бессмертия «Египта Хеопса», «Египта Хефрена», «Египта Микерина»…

Исследование гробниц простых смертных – занятие не менее сложное, чем изучение пирамид. Дело в том, что египетская гробница это не просто могила с останками покойного, а сложнейший комплекс надземных и подземных сооружений, множество рельефов и надписей, помимо предметов, которые в нее помещались. В эпоху Древнего царства (III тысячелетие до новой эры), когда возводились великие пирамиды и создавался некрополь, гробницы строились следующим образом: в скале вырубалась глубокая вертикальная шахта, ведущая в погребальную камеру, куда во время похорон опускали саркофаг с мумией усопшего. Там она должна была оставаться, пока в нее не вернется ба – одна из сущностей человека, которая часто и неточно трактуется как его душа.

Чтобы ба мог вернуться в тело, последнее должно было оставаться нетленным. Для этого и совершалась мумификация. Над шахтой, которая после погребения засыпалась песком и закрывалась каменной плитой, возводилось надземное каменное сооружение, называемое ныне арабским словом «мастаба» («скамья возле дома»). Таких мастаб на Гизехском плато – сотни.

Внутри мастабы находилась молельня, куда приходили родственники покойного и его «поминальные жрецы»

(«слуги ка»), чтобы совершить жертвоприношение.

По представлениям древних египтян, в молельне проходила граница между миром живых и миром мертвых.

Этот иной мир мы видим на рельефах, покрывающих внутренние стены маетабы. Для нас, сколь бы ни восхищало мастерство египетских художников, эти изображения остаются картинами древнеегипетской жизни, «портретами» далекого прошлого, шедеврами великого искусства. Нам, мысляшим совершенно другими категориями, нежели древние египтяне, очень трудно представить, что для них гробничные рельефы были не в метафорическом, а в совершенно буквальном смысле дверью и обозначались словом «дверь». Это была подлинная дверь на границе между мирами – тоненькой «пленки» изображений, покрывающих толщу стен. Сквозь изображения-двери изображенные проникали в пространство гробницы и уходили обратно. Точно так же и иероглифы – рисунчатые знаки египетской письменности – служили дверью для слов, которые они «изображали».

Изображения людей и предметов на произведениях египетского искусства принадлежат одновременно двум мирам, стоят на самой границе между ними. Отсюда и происходит столь характерный и причудливый для нас разворот фигур в древнеегипетском (и далеко не только в нем) искусстве. По этой же причине поворот фигуры лицом направо встречается во много раз чаше, чем поворот налево: дыхание жизни (то есть с этой стороны границы) входило в правое ухо, а дыхание смерти – в левое. При таком развороте правое ухо и правый глаз обращены к нашему миру.

Из-за самого пространственно-географического устройства Египта, вытянутого почти идеально с юга на север, понятие правое-левое совпадало с понятием восточное-западное. А поскольку, в отличие от нас, древний египтянин был ориентирован на юг, то запад у него был справа, а восток – слева. Поэтому вместо «правое» говорили «западное», а вместо «левое» – «восточное». Обращенный на изображениях лицом направо покойник уже в силу одного этого всегда обращен лицом на запад, независимо от того, как реально расположена в пространстве плоскость изображения. Поэтому даже такие сцены, как «плавание на запад», могут спокойно располагаться на восточной стене гробницы, а корабли при этом (с нашей точки зрения) плыть на юг. Для древнего египтянина ничего не менялось: корабли плыли направо, то есть на запад.

Статуя хозяина гробницы

В гробнице обитала одна из сущностей погребенного в ней человека – его ка. Обычно она трактуется как двойник. Ка рождался вместе с человеком, а после его смерти продолжал вести существование в его последнем пристанише. Как правило, ка обитал в статуе покойного, которую ставили в специальное закрытое помещение – сердаб. Поскольку ка полностью повторял внешность человека, статуе стремились придать максимальное сходство с оригиналом. Видимо, это послужило одной из причин появления в Египте скульптурных портретов, за тысячелетия до античного искусства. Ка нуждался в пропитании, и родственники умершего регулярно снабжали его всем необходимым, складывая на специальный жертвенник мясо, птицу, кувшины с пивом, различные хлеба.

Чтобы покойный мог все это получить, на западной стене гробницы делали изображение так называемой ложной двери, ведушей в загробный мир. Когда живые покидали гробницу, ка выходил из этой двери и забирал приношения. Посешение гробницы и принесение жертв было важнейшим ритуалом, сопровождавшимся произнесением магических формул и совершением определенных действий. Иероглифические надписи на стенах не только служили «дверью» для соответствующих заклинаний, комментировали изображения и рассказывали биографию покойного, главное – они сохраняли его имя – еще одну важнейшую сущность человека.