Знание-сила, 2001 №9 (891)

«В первый день власти в городе фактически бездействовали, – утверждает Алла Михайловна Рыбакова. – Только тех, кто выступал на митинге, схватили в городское отделение милиции. Вечером за ними пришли родственники, их всех выпустили во двор, а затем закрыли ворота. Тогда застрелили одну беременную женщину».

Руководство обкома партии, член президиума ЦК КПСС Науменко принимают решение ввести в город войска, в том числе и танки, и в случае необходимости применить их против восставших рабочих.

С утра 2 июня бастовали и другие предприятия города (но далеко не все). На НЭВЗе- общий стихийный митинг, решено идти демонстрацией в город и требовать освобождения арестованных рабочих. Вот как описывает утро Е.И. Мардарь (дедушка Вики Мардарь): «…Толпа скандировала «В город!» и в очередной раз, выломав вновь установленные за ночь заводские ворота, направилась в центр. Мы шли так, как не ходили даже на демонстрацию. Четкие ряды шеренг. Знамена. Единый порыв, сплотивший нас. И понеслось над колонной: «Смело, товарищи, в ногу!», «Вставай, проклятьем заклейменный!» Мы совсем не напоминали группу хулиганствующих элементов, какими были впоследствии представлены. Да и хороша была группа – чуть ли не половина населения города. Мы шли не захватывать власть, а выразить свой протест против невыносимых условий жизни, выдвинуть свои экономические требования, хотели, чтобы нас просто выслушали».

Эти воспоминания хорошо иллюстрируют отсутствие механизма реализации прав и свобод граждан. Восставшие рабочие не могли обратиться к представительным органам власти в силу их формального характера. Никто из очевидцев, ни один источник не зафиксировал обращение рабочих к народным депутатам, которых регулярно избирали. Эго говорит о формальности реализации права на участие в управлении государством и нарушении ст. 21 Всеобщей Декларации прав человека.

Шествие (лишь человек 300, ведь страшно!) с женщинами и детьми, с портретами Ленина и мирными лозунгами прошло мимо танков по мосту и, не встретив запрета, поднялось в город.

Василий Михайлович, найденный нами очевидец событий, случайно оказался на пути следования колонны. «Город был пустой. Около круга (пл. Революции, ныне пл. Троицкая) я увидел цепь солдат, ими командовал какой-тс офицер, а ниже, около Триумфальной арки, стояли танки. К танкам приблизилась тол па людей, несколько сотен человек. Они спокойно перелезли через танки, пошли дальше. Рабочие приблизились к солдатам. Из толпы закричали: «Что, на рабочих оружие?!» Люди в первой шеренге сцепились друге другом локтями и пошли на солдат. Они смяли цепи солдат, и рабочие пошли дальше…

Мы пошли в город искать мою маму и сестру, не верн>вшихся с демонстрации. Там уже был полно людей, слышались выстрелы. Мы прошли мимо отделения милиции. Демонстранты хотели освободить арестованных товарищей, е них стреляли разрывными пулями. Я видел огромное количество крови, куски мяса. Какой-то инвалид собирал их в ведро и выливал их на танки».

Бабушка Маши Лукичевой оказалась в самом эпицентре событий. «Навстречу нам шла колонна людей с транспарантами, флагами, портретами правительства. Впереди шли дети – пионеры в красных галстуках. От колонны отделилась часть людей, и они кинулись к дверям исполкома, смяв охрану, ворвались в здание.

На балкон вышел председатель горисполкома Замула и прокурор Проценко, но они ничего не успели сказать народу, так как были смяты ворвавшимися людьми… Затем на балконе появились опять эти люди и стали бросать с балкона портреты руководителей партии и правительства. Одна женшина трясла над головой батоном колбасы и кричала: «Смотрите, что они жрут!» Буфет в здании горкома партии был разгромлен».

Еще очевидцы утверждали, что на балкон вытащили какого-то чиновника в галстуке. По лицу у него размазывали сливочное масло.

Бабушка Маши Лукичевой Флора Владимировна продолжает: «В это время со стороны улицы Подтелкова и ограды городского сада появились танки с вооруженными стрелками… Они дали предупредительный залп в воздух. Но люди оцепенели и не двигались. Был дан вторичный залп в воздух. Люди стояли стеной, тогда стали стрелять в народ. Это было ужасно страшно. Падали с деревьев дети, падали люди, началась давка бегущих во все стороны людей». Многие очевидцы неоднократно подчеркивали, что солдаты, стрелявшие в демонстрантов, были выходцами с Кавказа.

Власти сознательно использовали «национальный фактор» при расстреле демонстрации, что можно расценить как разжигание национальной розни и нарушение ст. 123 Конституции СССР 1936 г.

Бабушка Ани Денисенко Рыбакова АИ. рассказала нам об удивительном факте самопожертвования рабочих, ранее нигде не упоминавшемся в источниках: «Когда началась стрельба, рабочие стали цепью, прикрывая собой убегавших людей. «Мы защищаем всех людей собой» – сказали они. Я очень испугалась и убежала. Дошла до кинотеатра «Победа» и увидела, что за мной едут машины. Борта у них были плохо закрыты и оттуда тянулись руки – там были живые люди, раненые».

По городу ходило много легенд об исчезнувших и погибших людях.

Тот же Василий Михайлович вспоминает, что вскоре после восстания в городе появились все продукты в изобилии: мясо, масло, колбаса, молоко. А Анина бабушка запомнила, что за год построили для рабочих НЭВЗа благоустроенные пятиэтажные дома.

А КГБ значительно расширил штат своих сотрудников, на предприятиях появились первые отделы.

На основании изложенных материалов можно констатировать, что было нарушено самое главное право – право человека на жизнь (Декларация, ст.З). Была расстреляна мирная демонстрация, состоящая из безоружных людей, пришедшая для диалога с властями… Применение войск не соответствовало ни международным, ни советским нормам того времени. Войска препятствовали реализации населением права на свобод}' слова, организацию демонстраций и митингов (ст. 20 Декларации, ст. 125 Конституции СССР 1936 г.). Помимо этого, против демонстрантов войсками были использованы разрывные пули, запрещенные международным правом. Советский Союз неоднократно отрицал наличие таких пуль на вооружении армии.

После разгона демонстрации нарушения прав человека не прекратились. Тела погибших не были переданы родным для захоронения, а были тайно вывезены за город и захоронены в общих могилах без опознавательных знаков на трех заброшенных кладбищах Ростовской области. Погибшие были сброшены в общие ямы кучей, завернутые в брезент. Люди утратили право на собственное имя, находясь в безымянной могиле.

Люди, получившие травмы и увечья, несмотря на оказанную им медицинскую помощь впоследствии не имели права говорить, при каких обстоятельствах они получили травмы, и претендовать на социальные выплаты и льготы. В их документах диагнозом были проставлены обычные бытовые травмы. Нет ни слова об огнестрельных ранениях, государство отказалось признать свою ответственность и возместить этим людям ущерб…