Знание-сила, 2001 №05 (887)

1 фиолетовый (Ю), 2-лиловый (Я), 3 – синий (И), 4 голубой (У), 5 – зеленый (Е), 6 – желтый (О), 7 – темно- оранжевый (Ы), 8 – красный (А).

Итак,

АЫОЕУИЮ.

– шкала замыкается в круг!

Поэтому диаметрально противоположные стили мышления соответствуют дополнительным цветам.

По тесту Люшера: желтый – цвет оптимизма, синий – цвет пессимизма, красный – цвет страсти, зеленый – цвет единообразия.

ТЕКСТ – строки гласных:

Дни поздней осени бранят обыкновенно,

Но мне она мила, читатель дорогой,

Красою тихою, блистающей смиренно.

Так нелюбимое дитя в семье родной

К себе меня влечет.

Сказать вам откровенно.

Из годовых времен я рад лишь ей одной,

В ней много доброго;

любовник не тщеславный,

Я нечто в ней нашел мечтою своенравной.

И забываю мир - и в сладкой тишине

Я сладко усыплен моим воображеньем,

И пробуждается поэзия во мне

Душа стесняется лирическим волненьем,

Трепещет и звучит, и ищет как во сне.

Излиться наконец свободным проявленьем

– И тут ко мне идет незримый рой гостей.

Знакомцы давние, плоды мечты моей

Две строфы Пушкина в полном тексте гласных стихотворения «Осень»; мастер сали «красный», И – для большинства – «синий», О – «желтый»…».

– Можно использовать не только окраску цифр, но и окраску букв!

– Как ТЕКСТ?!

Некоторые созвучия своей напевностью, мелодическим совершенством вызывают представление о заклинании, магической формуле. Недаром сборник самых значительных произведений лирики Поля Валери получил название «Charmes» («Чары» или «Заклятия»). Это – сплав логики и музыки поэтического слова.

Провозглашение первенства напевности перед смыслом: Артюр Рембо в известном сонете прямо говорит о цвете гласных. Комбинация зрительных и слуховых представлений воздействует на душу слушателя так, чтобы «в ней зазвучал аккорд чувствований, отвечающий аккорду, вдохновившему художника».

Но подлинное единение достигается «общим мистическим лицезрением единой для всех объективной сущности». Это – символ как таинственный иероглиф, который, подобно нормали, прорезывает все планы, знаменуя в каждом из них иные сущности. Вяч. Иванов сравнивает его с жестом указания, подобным протянутому пальцу на картинах Леонардо да Винчи. Символисты подхватили мысль о взаимном соответствии «запаха, цвета и звука», высказанную Ш. Бодлером в сонете «Соответствия» («Corresponances»). Идея восходит к французским символистам, которые, начиная с С. Малларме, своими «причудливыми и темными» произведениями оказали глубокое влияние на последующие поколения. Эта мысль была воспринята и П. Верленом:

Гиперболе! Из памяти моей

Не знаешь, как победно возродиться.

Под современною галиматьей

В железо книг сумевших облачиться.

С. Малларме. ПРОЗА

Важнее музыка во всем,

Затем Абсурд предпочитают,

Который в воздухе растет,

Тем, кто позируя, весом.

П. Верлен.

Арсений Тарковский прямо заявляет: «Я ловил соответствия звука и цвета» в своем стихотворении «Из тени в свет перелетая…», написанном в зелено-желто-красных тонах. В стихотворении «Я учился траве…» преобладают красный цвет и характерный узор кластеров. Его же, «Перед листопадом»:

«Свой мозг пронзил я солнечным лучом»… – у Бальмонта явное смещение из синего в фиолетовую область спектра. Цвет творчества находится между красным и синим. В тональности фа-диез начинается симфоническая поэма «Прометей». По Скрябину, начальные звучания возникают в лиловом сумраке, переходящем в волны синего, а затем багрово-красного цвета, сменяемого, наконец, лиловыми и синими тонами. Переливами фиолетового цвета, характерного для стиля «модерн», ему вторит «Демон» Врубеля.

19 декабря 1995 в 17 часов открывается выставка PS 1995 – в день рождения. которой выставил 80 лет назад Малевич 19-X1I-1915 на выставке «1,10» в Петрограде

Юрий Злотников

Михаил Шварцман

Марлей Шпиндлер

Принцип формирования выставки – не на основе эстетической близости или дружеских отношений – по степени профессиональной заинтересованности,при наличии различных -до взаимоисключения – ИСХОДНЫХ позиций. Именно в силу этого очевидно наличие общего базиса и – общих ограничений, подлежащих индивидуальному преодолению.

Художники-формалисты, вообще говоря, не в чести ни у публики, ни тем более у власти. Попытки «покончить» с ними навсегда предпринимались не раз. Язык их мало понятен и потому для власти опасен. Но несмотря ни на что, художники-формалисты живут и работают, выражая свой мир и свои мысли своим способом.

После перестройки их жизнь стала менее опасной и более обнадеживающей. А к началу девяностых родилась Идея проводить регулярно свои выставки. Вскоре стало ясно, что выставки не должны быть случайными. Подбирать их нужно, исходя из общих целей и представлений, сложившихся в секции станковой графики у устроителей в некую систему – систему, благодаря которой последовательный зрительный ряд будет продвигать зрителя и участника к пониманию внутренних задач и смыслов всего того, что связано с формой.

Уже первые такие выставки стали предметом долгих обсуждений, обменом мыслей и споров.

Тогда стало понятно, что выставки могут быть семинарами, каждый – на определенную тему, заданную выставкой. Таким образом, продвигаясь, мы все время усложняли себе задачу, добиваясь наибольшей полноты в решении. И очень скоро пришли к мысли, что совершенно необходимо {а не только интереснее и плодотворнее) привлекать людей, занимающихся вопросами формы с иных (нежели художники-формалисты) позиций, в том числе и крайних – теоретической физики и математики.

Физиков не пришлось долго звать на наши семинары, наоборот, они были готовы к такому общению и отозвались. Дело в том, что они прошли свой путь к этой идее. И начиналось все у них с теории физических структур, семинара семидесятых годов Юрия Ивановича Кулакова, ученика И.Е. Тамма.