Знание-сила, 2001 №05 (887)

К сожалению, время уже ушло. Сегодня внуки преступников проходят курс наук в университетах, а их родители упустили шанс извлечь уроки из истории преступного прошлого. Замалчивание преступлений может стать своего рода бомбой замедленного действия. Отказ от осмысления прошлого не ведет поколение, живущее в постоянной смене реальности между новой демократией «извне» и внутренним старым фашистским идеалом, бытующим в семье, к новой идентичности, когда даже мысль о возможности повторения прошлого недопустима. Почти все интервьюируемые независимо от того, как они реагируют на преступления родителей, убеждены в том, что события фашистского времени могут повториться.

Что упустили родители, не могут наверстать дети. Необходимая позитивная идентификация значительно разрушена, из-за холодности и молчания поколения преступников страдают их дети, и обеспечение уверенности часто возможно только с помощью больших усилий.

Личная вина, озабоченность или стыд за родителей проявлялись во всех разговорах очень четко. В отличие от своих собственных детей поколение преступников было бесчестным, молчащим и лживым. Одна женщина поведала мне в интервью: «Если бы моя мать только один-единственный раз сказала мне, что была при все этом и это – ужасная ошибка, и она надеется, что ее дочь извлечет из этого уроки, я могла бы с ней примириться, даже если она была охранником в концлагере».

При общественно-политических противоречиях конфликты с государственными авторитетами или политическими противниками нередко достаточно быстро символически перемещаются в нацистское время. Некоторые сравнивают «зеленых» с нацистами, другие – полицию с гестапо; пытаются таким образом драматизировать ситуацию, соотнося противников с национал-социалистами, а самих себя – с жертвами…

«Старые» немцы не облегчили процесс формирования обновленного сознания «новым» немцам, которые не питают напрасных иллюзий по поводу того, до каких пор они должны натыкаться на кучи дерьма… Остается ждать, удастся ли через эти трудности выйти на верную дорогу.

Петр Сихровски

Вы знаете, вина меня преследует. А кто виновен, того и накажут. Если не здесь и теперь, то в какое-нибудь другое время и в другом месте. Наказание меня еще догонит. Мне его не избежать. Но о том, что было, вы от меня ничего не узнаете. Ничего, ни единого слова. То, что они сделали, должно остаться тайной, никто не должен об этом знать. Их дела, вернее, злодеяния нигде не должны упоминаться. Ни одним словом.

Вина лежит сегодня только на мне. Мои родители уже в аду. Они давно мертвы, их жизнь уже позади. А меня оставили жить. Рожденный виновным, я и остаюсь виновным.

Самое страшное – это сны. Они приходят ко мне каждую ночь. Всегда один и тот же сон. Я знаю его, как фильм, который видел уже сотню раз. Они хватают меня из постели, силком тащат через комнату, по лестнице и вталкивают в авто.

Они – это мужчины в полосатой униформе. Авто мчится через город. Снаружи в него проникает шум. Люди кричат «ура» и пронзительно визжат. Порой мне кажется, что когда мы едем по улице, прохожие приветствуют нас. Мы подъезжаем к зданию, которого я не узнаю. Меня стаскивают по ступеням в подвал, срывают ночную пижаму и вталкивают в какое-то помещение. Дверь за мною запирают…

На стене – душ, и в душевые отверстия, тихонько посвистывая, как будто из плохо завинченного велосипедного клапана, медленно уходит воздух. Мне трудно дышать, сдавливает горло. Бросаюсь к двери, пытаюсь ее открыть… Трясу ее, кричу, горло перехвачено, глаза горят – и тут я просыпаюсь. Чаще всего встаю и уже больше не подхожу к кровати. Спать я больше не могу. Едва смыкаю глаза, все начинается снова – меня стаскивают с кровати и так далее…

Бывает так, что этот сон я вижу раза два в неделю. Часто месяцами он мне не снится, но однажды приходит снова.

Врачи? Я был уже не меньше чем у дюжины. Больше всего мне «нравятся» те, кто спрашивал меня, что означают эти сны. Каково мое мнение, почему они мне снятся? Кто из нас сошел с ума? Должен ли я им рассказывать, что я… Начхать!

Иногда я себе представляю, что убиваю кого-то. Выискиваю кого-нибудь мне неизвестного. Убиваю его и являюсь в полицию. Все кончено. Оставшуюся жизнь я сижу в тюрьме. Там, где и должен быть. Раз уж в ней не сидел мой отец. Меня мучают, бьют целыми днями. Я должен выполнять бессмысленную работу. Но все это лучше, чем теперь. Посмотрите на меня. Невиновный, я живу жизнью виноватого.

…Родители бежали в Южную Америку. Другая фамилия, новые паспорта. Новое начало в «свободном мире». Но не анонимно, как ты думаешь. В окружении истинных друзей и соратников по борьбе. Приезжают в новый город, их там уже ждут, отвозят на машине… Друзья обнимаются, их провожают в новый дом, где все уже есть, и начинается иная жизнь. Пока не приходится уезжать. И снова, в другом месте – встречают. Нас ждали повсюду.

…Я родился в 1950-м. К тому времени, когда мне исполнилось десять лет, мы переезжали уже четыре раза. Затем стало спокойней. Мы постоянно жили в какой-нибудь южноамериканской стране. Никто нас больше не искал. Или, по крайней мере, не находил. Вы не поверите, но позже мы снова получили немецкие паспорта.

Ныне я – немец. Немец и сын преступника. Осужден пожизненно; основание – сын убийцы. Осужден за родителей, которые жили, как мясники. Знаю ли я, что они в действительности делали?

Вероятно, мой дорогой папочка, который приводил домой женщин из лагеря, наутро отправлял их в газовую камеру. Или сохранял им жизнь, помогал как-то… А любимая мамочка возвращала своего шофера в зону, если машина недостаточно блестела, – и заводила себе нового.

«Ничего такого» он не делал. «Ничего такого» и она не делала. А что же было? Например, приезжают на грузовике в польскую деревню. Евреев высаживают на кладбище, женщин и мужчин порознь. Мужчины выкапывают длинный ров, женщинам и детям приказывают раздеться и аккуратно сложить свою одежду и драгоценности в различные кучки. Однажды, один-единственный раз. отец был настолько пьян, что говорил о том, как это было ужасно, когда приходилось поодиночке добивать детей из пистолета, – «эти идиоты-солдаты целились из пулеметов слишком высоко, по взрослым».

Господи, любимый папа! Каким хорошим человеком он был! Он плакал, рассказывая об этом. «Это были ужасные времена, – причитал он, – слава Богу, что они уже прошли». Он ошибался, мой любимый папа. Эти времена не кончились.

Знаете ли вы песню «Они пришли, чтобы меня увезти»? Я пою ее всегда про себя.