Знание-сила, 1999 № 04

Дальнейшее развитие «самодышащего» двигателя может сделать будущие космические перелеты таким же обычным делом, как сегодняшние авиапутешествия. Космический корабль с подобными двигателями может использоваться многократно, взлетать и приземляться в обычных аэропортах, быть готовым к старту всего через несколько дней после посадки.

Американское космическое агентство блестяще заканчивает век, делая уверенные шаги в будущее тысячелетие, и они могут оказаться первыми на пути к другим звездам.

Александр СЕМЕНОВ

Ирина Прусс

Ты прошел по песку, оставляя цепочку влажных следов. Набежала волна, и песок вновь девственно чист – буд то тебя и нет, и никогда не было.

Чем дольше я работала над этой статьей, тем больше задевало меня: как тают следы добрых дел…

Участники разговора:

Людмила ИОДКОВСКАЯ- социолог, ленинградка; в 1972 году переехала в Москву, работала в Институте социологических исследований АН СССР, в Социологической ассоциации. С 1990года – помощник народного депутата СССР-РСФСР Галины Старовойтовой, советника президента, депутата Государственной думы РФ.

Николай РУДЕНСКИЙ – этнограф, работал вместе с Галиной Старовойтовой в Институте этнографии А И СССР; сейчас журналист.

Михаил ЧЛЕНОВ – этнограф, кандидат наук, профессор. Работал вместе с Галиной Старовойтовой в московском Институте этнографии А И СССР в семидесятых – девяностых годах.

…Национальные чувства основываются на идее определенной лингвистической, религиозной и психологической общности основанной на древнем родстве членов данной этнической группы. Более того, субъективное восприятие этой общности оказывается более важным; чем объективные исторические факты. Так Уолтер Коннор, следуя Максу Веберу, определяет нацию как «группировку людей, которые верят, что они связаны родовыми связями. Это наибольшая группировка, разделяющая такую веру».

Г.Старовойтова. «Национальное самоопределение: подходы и изучение прецедентов» США, 1997

На излете шестидесятых в социологию шли, как в революцию. Шли не столько изучать, сколько менять действительность, доказывая и показывая властям, какие пути ведут к светлому демократическому будущему с человеческим лицом. Гипотезы многих исследований звучали. как прописи «Учимся демократии и человеколюбию» для всех звеньев управления. В результате все были довольны собой и снисходительны друг к другу. А ночами социологи читали и перепечатывали стенограммы суда над Бродским, письма в его защиту в ЦК КПСС и главы из «Ракового корпуса».

Галина Старовойтова пришла в этнографию как социопсихолог, часто называла себя – и ее называли – социологом. Но она принадлежала к другому; следующему поколению ученых, которые уже не так верили в руководящую силу науки и ее способность влиять на практику управления.

Николай Руденский: – Галина была ученым и гипотезе заранее известным результатом не выдвигала. Ей интересна была сама работа. Помните, в «Вехах» Бердяев упрекает русскую интеллигенцию за то, что она всегда готова была пренебрегать истиной ради правды? Так вот, пожалуй, Галина предпочитала истину правде. Я никоим образом не хотел бы утверждать, что ей чужды были соображения моральные – это было бы прямой клеветой, да и никак не согласуется с ее поведением; кладбище для татар, которое она выбила в Ленинграде, письмо о положении армян в Нагорном Карабахе – никто из наших этнографов или социологов этого не делал. Но если бы пришлось выбирать между правдой и истиной… Она такой осталась и в политике.

Погодите, что за кладбище для татар?

Людмила Иодковская: – Очень жадная на всякую информацию, и на ту, что скрыта в каждом человеке, тоже. Общаясь, она, кажется, выжимала из собеседника все, что могло быть ей интересно. С ней были откровенны люди самые неожиданные, хотя ее никак не назовешь слишком открытой, сильно сопереживающей. Наверное, реагировали на этот ее исследовательский интерес – любое внимание к себе приятно. Я знаю ее тридцать с лишним лет, и она всегда была такой: с диссидентско-социологическим окружением мужа, с коллегами в экспедиции и с какими-нибудь абхазскими старухами, с тетками из бухгалтерии, с охранником, которого к нам приставили, когда она стала советником президента. Ей было интересно, как это все устроено: в человеке, в обществе…

Она ведь училась в Военно-механическом институте, потом бросила, пошла на психологический – только что открылся психологический факультет в Ленинградском университете, она оттуда с первым выпуском вышла. Трудоспособность и память – просто феноменальные. Вы знаете, что такое изучить психиатрию так, чтобы сдавать в аспирантуру по этой дисциплине? Я интересовалась психиатрией, представляю, что это такое. Так вот, она сказала, что сдаст предмет, о котором понятия не имеет, на пятерку и поступит в аспирантуру Института имени Бехтерева «с улицы», без всякого блата, без всякой поддержки. Она выучила все, что надо, за пять дней; повторяю: за пять дней – и сдала экзамен на пятерку. Ее, правда, все равно в аспирантуру не взяли, на это место заранее шел «свой», а она- то действительно была так, с улицы…

Вот тогда она и занялась этнографией. Со своим психологическим образованием и привычками, хваткой социолога. Ее муж, Миша Борщевский, чистый социолог и диссидент, давно уже привел ее в социологическую лабораторию, где мы с ним работали; помню, она, беременная, тихо сидела в сторонке, слушала наши бесконечные споры – и вдруг возни ката как бы из небытия с каким-то очень точным и неожиданным вопросом. Каждый раз она нас удивляла этим своим умением впитывать и перерабатывать массу новых понятий, мгновенно ухватывая суть, да еще в каком- то оригинальном ракурсе.

Николай Руденский: – Этнографы практически псе – историки по базовому образованию, у нее такого образования не было; но она быстро и в этой сфере вышла на уровень настоящего специалиста. А ее психологическое образование, социологические склонности и – это очень важ-но – достаточное знание английского языка, чтобы читать специальную литературу, быстро создали ей особое положение среди этнографов.