Знание-сила, 1999 № 04

Что по одной из гипотез дети, рожденные в годы катастроф: войн, голода, повальных эпидемий – в среднем здоровее и живут дольше рожденных в соседние годы, до и после катастрофы (об этой гипотезе доложил С. Адамец)?

Что свободно страна развивалась в XX веке не более сорока лет; все остальное время – принудительно, вынужденно? Принудительные переселения огромных масс людей, отправленных в лагеря и ссылки, в 1930 году сместили центр сельского и всего населения СССР на север, в 1931 году – на северо-запад. Потом началось целенаправленное уменьшение жителей приграничных территорий, вплоть до полного их обезлюдения: на юге Дальнего Востока (корейцы), вдоль южных и западных границ. Об этом напомнил П. Полян.

Что моральная паника, вызванная в нашей стране сексуальной революцией, овладела нами вовсе не впервые, а первый ее приступ специалисты датируют 1904 годом? И. Кон не берется судить, произошли ли тогда действительно серьезные сдвиги в реальном поведении россиян; но именно на рубеже XX века было впервые публично признано, «что традиционные нормы сексуального поведения утратили былую, отчасти воображаемую, эффективность». И. Кон считает, что и тогда, и теперь события в этой сфере развиваются в нашей стране примерно так же и в том же направлении, что и на Западе, только «русские подростки догоняют и перегоняют своих западных ровесников, во-первых, слишком быстро, во-вторых, в крайне неблагоприятных социокультурных условиях»…

Взглянув, благодаря демографам, на себя со стороны, мы возвращаемся к броуновскому движению, которое составляет нашу жизнь… •

Ольга Дмитриева

Монета с изображением Вильгельма I как короля Англии

Среди прочих государств Европы островной Англии традиционно принадлежало особое место. С одной стороны, англичане всегда любили бравировать своей обособленностью от материка (достаточно вспомнить их знаменитое – «туман, континент отрезан», отражающее неистребимое чувство превосходства над теми, кто остался за проливами). Они и в наши дни медленно и неохотно присоединяются к общеевропейскому дому, предпочитая «коммуналке» свою островную крепость. С другой стороны, Британия, безусловно, является неотъемлемой частью Европы, определяющей ее современное лицо. Однако не только географическое положение составляет специфику этой страны. Ее внутреннему развитию также было присуще заметное своеобразие, позволяющее в наши дни говорить об особенностях национального самосознания англичан и присущей ему парадоксальности.

Англия – классический пример страны, сформировавшейся в ходе ее многовековой истории в рамках единого централизованного национального государства. Это был долгий процесс, в который внесли свой вклад многие племена и народы – кельты, римляне, англосаксы, норманны, – в разные эпохи приходившие на Британские острова и приносившие сюда свои нравы, обычаи, правовые нормы и культурные традиции 3* 3 * Подробнее о ранних веках британской истории см. «Знание – сила» №№ 8 и 11 за 1997 год. . Однако о складывании по-настоящему сильной государственности в Англии можно говорить не ранее XI века. С этого столетия начинается поступательное развитие и укрепление королевской власти и становление государственных институтов – армии, финансовой и судебной системы, неуклонный и триумфальный подъем колоссального Левиафана, подчинившего себе всех и вся. Симптоматично, что сам образ Левиафана – самодовлеющего и самодостаточного государства, был продуктом английской политической мысли. Это мистическое существо, вмещающее в себя все земли с населяющими их людьми, а также политические институты, создал в своем воображении Т.Гоббс, секретарь и ученик великого Френсиса Бэкона, канцлера королевства. Но даже гений этих искушенных политиков не мог предвидеть, до каких масштабов разрастется островной Левиафан в XVIII – XX столетиях, когда Британия превратится в империю, владычицу морей, страну с мошной имперской и националистической идеологией, до сих пор болезненно переживающую утрату своих заокеанских доминионов. Тем не менее, даже вернувшись после Второй мировой войны в свои прежние, отведенные ей природой островные рамки, она остается великой державой и одним из признанных лидеров европейского сообщества. Традиции же сильной государственности и разумной централизации до сих пор сказываются на работе весьма дисциплинированной и очень эффективной английской бюрократии.

Символическое изображение Левиафана в трактате Т. Гоббса, 1651 год

Однако парадокс заключается в том, что наряду с уважением к государственной власти, патриотизмом и законопослушанием, островитянам оказались присуши редкостная внутренняя свобода и трепетное отношение к правам личности, которые они готовы отстаивать перед лицом бездушной государственной машины, невзирая ни на какие авторитеты, порою – с пафосом, а порой – с чисто спортивным азартом. Эту их специфическую черту давно подметили европейцы: еще в XVIII веке устами Монтескье они признали, что англичане «превосходят другие нации в набожности, торговле и свободе» (подчеркнуто. – О .Д.)

Откуда же взялись ростки свободы под пятой Левиафана? 1де искать корни такого удивительного соотношения сил между властью и обществом, которое позволяло сосуществовать сильной монархии и ее подданным, верившим в то, что всякий «свободно рожденный англичанин» обладает неотъемлемыми правами, зафиксированными в старинных нормах права, некой конституции, которая при этом даже не была записана и изложена на бумаге?

Как ни странно, поиск этих корней приведет нас в тот самый XI век, отмеченный укреплением королевской власти и государственности в целом.

Вильгельм Завоеватель изображен на ковре из Баио еще как герцог Нормандии

На первый взгляд, события, развернувшиеся в это время на берегах Альбиона, далеко не способствовали расцвету каких бы то ни было свобод. В 1066 году Англия в очередной раз подверглась нашествию завоевателей, на этот раз ими были нормандцы – выходцы из герцогства Нормандия, потомки викингов, которые в начале X века выторговали себе кусок земли во владениях французского короля. Скандинавы довольно быстро «офранцузились», усвоив континентальные обычаи и нормы феодального права. После смерти английского короля Эдуарда Исповедника нормандский герцог Вильгельм заявил свои права на его престол, однако вопреки его претензиям, англосаксы короновали могущественного эрла Гаральда, который хотя и не принадлежал к королевской династии, был талантливым политиком и военачальником.