Знание-сила, 2000 №10

Мой вывод: это направление было в отличие от революционного отнюдь не тупиковым. Оно получило дальнейшее развитие, это и прямой путь к мыслителям конца XIX века философско-религиозном ориентации, к тому, что представлено и русским зарубежьем. Собственно, то, что происходит сейчас в нашей отечественной историографии, подъем, расширение тематических рамок, но и большая глубина познания прошлого, – все это тоже демонстрирует связь и преемственность с той идейной парадигмой. Еще недавно спрашивали, не находится ли историческая наука в кризисе. Сейчас этот вопрос не стоит.

Н И. Надеждин

Бельская: – У меня вопрос. Вот ты говоришь и пишешь в своей книге – мощное движение в русской общественной мысли, с ним связаны сильные умы и их влияние очень заметно, но почему-то оно оказывается на обочине общественного сознания. Почему-то его сметает движение революционного порыва и фанатизма, и это струя как бы исчезает, ее нет, ее никто не ои{ущает. она не имеет своих трансляторов. Она что, иссеклась, как река, потерявшая свое питание?

Рудницкая: – Вовсе нет. Думаю, это случилось потому, что революционно настроенные люди были политически активны, а те совсем не активны, они были мыслители. Это разные позиции, разные мироощущения. Мыслителей должна была бы услышать власть, действующая, но власть их слушать не хотела.

А революционеры всю свою деятельность строили на активном противостоянии существующему политическому строю. Если бы радикально настроенные люди поняли по-настоящему Чернышевского, они бы не пошли по пути Нечаева, не стали бы бесами и не привели бы Россию к катастрофе, а пошли бы путем просветленною сознания. Об этом писал Чернышевский, но не был услышан в этой своей ипостаси. Он был осужден на каторгу как революционер совершенно бездоказательно. И стал знаменем революции, вот что самое парадоксальное. Никто в это не вдумывался. Нечаев был человек очень мало образованный, далекий от подлинного понимания Чернышевского, а выступал как его продолжатель.

Сейчас постепенно историки избавляются от прежних шор. и это дает свой результат. Я только что из Саратова получила книгу. Ее авторы – два крупных ученых, выдающихся исследователя. Это Юлиан Григорьевич Оксман, ученый-гуманитарий с мировым именем, второй – его соратник, близкий по научной школе. Kpyiy интересов и по нравственному облику, что немаловажно, – Владимир Владимирович Пугачев. По просьбе вдовы Оксмана некоторые их труды собраны в одной книжке «Пушкин, декабристы и Чаадаев». Работы эти написаны давно, но масштаб ученых таков, что работы современны по сей день, время не властно, когда это настоящая наука и люди высоко нравственны.

Оксман десять лет пробыл на Колыме, трижды арестовывался, был исключен из научного сообщества, долгое время его имя нельзя было упоминать в печати. Пугачев потерял кафедру в университете Нижнего Новгорода, со всеми вытекающими последствиями. Но все это не сломило их, не изменило взгляды и жизненную позицию. Их труды – золотой запас русской культуры, та нетленка, на которой будет учиться не одно поколение ученых.

Работают и молодые. Вот Елена Тихонова, молодой московский исследователь, она занята Белинским. Его подлинное познание начинается сейчас – нет догмы, нет шор. Она написала две небольшие книжки и продолжает работу.

Надо сказать, что очень много интересного выходит в Саратове. Саратов очень сильный в научном отношении город. Думаю, особенно силен историками. Долгое время именно Саратов был центром по изучению русской общественной мысли. Пугачев тоже долгое время работал в Саратове, там и организовал прекрасное издание «Освободительное движение в России». Пугачев его создал, и оно существует до сегодняшних дней, сейчас его возглавляет известный историк Николай Алексеевич Троицкий. Существует исследовательская линия преемственности, связанная с Оксманом, Пугачевым и Лотманом. Есть такой молодой ученый Вадим Парсамов. Он прошел школу у Лотмана в Тарту; считает себя и учеником Пугачева. Он с новых позиций занялся декабристами, сейчас работает над темой «Иезуиты и декабристы». Вот из его письма ко мне: «Меня интересует не сфера идей, и даже не литературные произведения декабристов, а то, что называется индивидуальной культурой. Это очень важно и вот в связи с чем. Человеческая, личностная культура русских революционеров стремительно падала на протяжении XIX века и к XX веку упала как нельзя низко. А между тем культура это не просто богатство внутреннего мира, но и система ограничений, которые человек сознательно на себя накладывает. Чем культурней человек, тем он меньше может себе позволить. Во многих своих революционных начинаниях декабристы выглядят непоследовательно, раньше объясняли это классовой ограниченностью, а мне представляется, в этом проявляются высокие моральные требования, которые они предъявляли к себе, и чувство ответственности за возможные последствия, то есть то, что формируется не идеями, а культурой. И вот пути формирования культурных представлений меня очень интересуют». Именно стоя на такой позиции, можно получить ответы на кардинальные вопросы: почему русское движение пришло к аморальности – это отсутствие нравственной культуры, полная вседозволенность. Именно это привело к бесовщине. Почему мне и представляется такой подход плодотворным – он дает ответы на общие вопросы и проблемы.

П. А. Вяземский

П. Я. Чаадаев

Бельская: – Так что же? Кризиса в нашей исторической науке нет?

Рудницкая: – Ни о каком кризисе речи быть не может. Наоборот – расцвет, ренессанс.

Наука делается не только в Москве и Петербурге. Масса увлеченных молодых исследователей работает на периферии; в научных журналах появляются интереснейшие статьи. Раньше лидировали в вопросах изучения общественной мысли литературоведы и философы, историки плелись в хвосте. Сейчас они вырвались вперед, и история идей, история «духа» стала областью изучения историков, чего давно не было.

В. Г. Белинский

И. Г. Чернышевский

Бельская: – Скажи несколько слов о твоем научном проекте «Идеи ненасилия в русской религиозной, общественной и политической мысли», начиная с средневековья и до XX века.