Ганс Бауэр - Книга о слонах

Наступает темнота. Ночью вокруг крааля зажигают большие костры, чтобы слоны не пытались снова вырваться на волю.

Утром они уже немного спокойнее, и теперь можно предпринять против них что-нибудь новое. На прирученном слоне в крааль въезжает махаут. [28] Махаут — погонщик слонов в Индии. — Прим. ред . Слон этот равнодушно шагает по краалю. По пути он срывает несколько листьев, а потом направляется в самую гущу вновь пойманных животных. По отношению к такому слону-приманке (его называют декой) дикие слоны ведут себя по-разному. Некоторые из них как будто ждут от него помощи и подпускают к себе с некоторым любопытством. Другие просто знать его не хотят и готовы наброситься на него.

Какова же задача махаута? Он должен успокоить диких животных, «внушить им бодрость» и «настроить на новый лад». И он делает это, рассыпая перед ними всевозможные лакомства. Только что пойманные слоны получают много прекрасных даров. Но самый драгоценный, воду, им не дают, и это весьма хитро задумано. Пусть слонов томит жажда, пусть они изведают все ее муки. В нужный момент человек, то есть то самое существо, которое обрекло их на мучения, поможет им обрести воду и для питья и для купания. И так как слоны не способны понять связь между явлениями, то, утоляя жажду, они будут ощущать только благодеяние со стороны человека и отнюдь не разгадают его дьявольскую хитрость. Пока что им дают полакомиться вкусными вещами и оставляют в покое.

Тем, что слоны бродят по краалю уже не строптивые, еще ничего не достигнуто. Наступает новый этап их приручения. Слонов необходимо связать. На сцену снова выступают ручные слоны. Они входят в крааль, приближаются к стаду, потом снова отходят от него и всякий раз пытаются — притом не без успеха — привлечь к себе внимание остальных слонов. Тем временем под их прикрытием в крааль незаметно проникают махауты, и, пока дикие слоны знакомятся со своими прирученными собратьями, люди обвивают их задние ноги джутовыми веревками толщиной в добрую дубину. Концы этих канатов привязывают к деревьям, растущим вне крааля. Но спутать слонам только ноги еще недостаточно. Махауты, сидящие на спинах прирученных слонов, набрасывают на шеи диким животным петли, концы которых также привязывают к дереву по ту сторону крааля. Связанные животные, как только до их сознания доходит, что их свободе нанесен ущерб, разумеется, становятся строптивыми. Они вонзают бивни в землю, вырывают с корнем все кусты, до которых могут дотянуться, не едят корма, который им предлагают. Правда, они хватают его, но тут же разбрасывают в разные стороны. И прежде всего они неистово размахивают вокруг себя хоботами. Этому стараются помешать, подставляя под богатырские удары хобота железный прут. Изранив постепенно конец хобота, они ослабляют силу ударов и в конце концов совсем затихают.

Слоны в отчаянии — это слово можно употребить в данном случае с полным основанием. Как бы мы ни были осторожны, сравнивая животное с человеком, можно сказать, что аффекты животных чрезвычайно сходны с нашими. Печаль и гнев охватывают слонов. Но ни напряжение сил, ни рывки, ни буйство им не помогают. Канаты держат их крепко.

Тяжкие дни переживают наши друзья. Веревки врезаются глубоко в тело. Появляются раны, которые надо немедленно лечить, пока в них не завелись насекомые. Конечно, не всех находящихся в краале слонов связывают сразу. Их подвергают этой процедуре одного за другим и, как правило, в соответствии с той опасностью, какую они представляют для окружающих, а также с их качествами как вожаков. Интересно отношение еще свободных животных к уже связанным. Они подбегают к ним, иногда даже поглаживают их хоботом, «жалеют», но никогда не предпринимают ничего, чтобы развязать канаты, хотя, как свидетельствуют действия прирученных слонов на лесопильных заводах, возможности для этого имеются.

И вот приходит освобождение, которое является одновременно и закабалением: освобождение от удушающих пут и закабаление человеком. Канаты развязывают. Подводят двух ручных слонов. Разбитое и лишенное воли животное послушно становится между ними и позволяет делать с собой что угодно, в особенности же приятное — например, отвести себя к реке на водопой.

Но первоначально пленника еще не полностью освобождают от оков. После возвращения в крааль его шею (но уже не ноги) опять опутывают веревкой. Слон снова начинает протестовать. Но сопротивление его уже лишено прежней силы. Одновременно ему опять демонстрируют приятную сторону закабаления человеком. Поработитель снял со слона заботу о корме. Бананы и сахарный тростник сыплются на него как из рога изобилия. Он больше не упрямится.

Испытания последнего дня, голодный режим и купание вызвали у него голод. Он хватает пищу и лакомится ею. Проходит несколько дней, и слон разрешает стоящему перед ним человеку притронуться к себе. А еще несколько дней спустя он уже позволяет человеку сесть ему на спину.

Часть прирученных животных продают тут же на месте. На Цейлоне цена их составляет около ста рупий за штуку.

Мнение, что преимущественно индийцы или даже вообще только они одни обладают способностью приручать и дрессировать слонов, несостоятельно. Европейцы, безусловно, добились значительных успехов в дрессировке слонов как в Азии, так и в Европе. Одно время считали, что африканские слоны либо не приручаются вообще, либо приручаются в меньшей степени, чем индийские. Это представление тоже ошибочно.

Карл Гагенбек рассказывал, что ему удалось за сутки приучить африканских слонов, которых до этого никогда не пытались дрессировать, переносить на спине сторожа и груз. Поводом для этой блицдрессировки было посещение Берлинского зоосада во время пребывания там большого нубийского каравана известным профессором Вирховым. [29] Вирхов, Рудольф (1821–1902) — известный немецкий ученый-антрополог и анатом; консультировал выставки животных, которые устраивал Гагенбек. Ученый подверг сомнению способность африканских слонов к дрессировке. В ответ Гагенбек, покачав головой, сказал: «Нет никакой разницы!..» И едва только Вирхов ушел, как он тут же велел нубийцам приступить к дрессировке пяти африканских слонов. Вначале животные проявляли крайнее неудовольствие — трубили, отряхивались. Однако уже через несколько часов они под воздействием лакомств и уговоров стали уступать и к середине следующего дня, к радости Гагенбека и удивлению Вирхова, превратились из упрямых и диких в исполнительных верховых и вьючных животных.