Римма Ефимкина - Пробуждение спящей красавицы. Психологическая инициация женщины в волшебных сказках

Карина (обращаясь к членам группы): Я хочу, чтобы вы увидели мои руки и ноги такими, какие они есть. Мне надоело их прятать. И еще я хочу, чтобы вы сказали, как вы относитесь к тому, что вы сейчас услышали обо мне.

Я: Поделитесь, пожалуйста, чувствами.

Комментарий к сессии «Кошка»

Многие члены группы уже во время сессии начали плакать — так затронула их эта история, отозвавшаяся во многих собственными детскими травмами. Во время шеринга Карина услышала слова поддержки, сочувствия, многим хотелось просто обнять ее и таким образом показать, насколько не важно то, что кожа рук и ног поражена болезнью, а что важно другое — принятие на более глубоком, душевном уровне, по отношению к которому телесный уровень является вторичным.

Сессия Карины не окончательная, в ее детской истории несколько пластов, которые также нуждаются в проработке. Это и обида на мать, и ревность к сиблингам, и не проясненные отношения с родным отцом и отчимом.

Я увидела кошку Карины, когда случайно оказалась в ее доме. Карина похвасталась, что это очень дорогая кошка, породистая. По взгляду на эту кошку трудно было догадаться, что она дорогая и породистая. Сжавшаяся в комочек, растрепанная, со сбившейся в колтуны шерстью, она выглядела жалкой и загнанной. Я спросила разрешения ее причесать. Карина ответила: «Да, она очень любит, когда ее ласкают. Но мне некогда, я не выдерживаю и начинаю драть с нее шерсть щеткой. Бедная кошка! Она не выдерживает, начинает орать и царапаться! Тогда я просто брею ее налысо, чтобы как-то справиться с ее колтунами!» Мне эти слова очень ясно показали семейный сценарий взаимоотношений между родителями и детьми: то, как Карина сейчас обращается со своей кошкой, совпадает с тем, как с ней самой обращалась вечно занятая и обозленная на жизнь мать. Осторожно расчесывая кошку, благодарно урчащую в ответ, я обнаружила, что это персидская трехцветка, действительно благородных кровей, покладистая и доверчивая. В некоторых местах длинная шерсть еще не отросла после очередной «стрижки», и из-за этого формы кошки не были совершенными. Мне пришла в голову идея в духе Милтона Эриксона: я предложила Карине научиться расчесывать ее кошку таким образом, чтобы это нравилось и ей самой, и кошке. Пусть это будет своеобразной школой любовного отношения к живому: к кошке, к псориазу, к самой себе, к людям…

Хочу привести еще одну сессию, начавшуюся тоже с желания исследовать симптом, а приведшая опять к инициации.

Антонина, 36 лет, с бледным, болезненным лицом, с глазами, готовыми утонуть в слезах каждое мгновенье, но при этом с глубоким, очень красивым, сердечным голосом, который, когда она говорит, не оставляет равнодушным ни одного человека в группе. Она попала на группу прямо из больницы, где провела месяц под капельницей, борясь со своей болезнью печени, которая заставляет ее каждый год по нескольку недель лечиться стационарно, оставляя своих двух детей с мужем. Она знает все лекарства и способы лечения, применяемые при ее болезни, она и в психотерапевтической группе не впервые, но ей не приходило в голову поставить свою сцену на эту тему и поисследовать скрытое послание своего симптома.

Когда в первый день члены группы, еще толком не знакомые друг с другом, придумали рассказывать сказку по кругу, добавляя по предложению, она, дождавшись своей очереди, вдруг взялась за виски и призналась, что сбилась, прослушала конец. Сказка была про ежика, который пришел в гости к гному пить чай, а гном, разведя костер из шишек, принесенных ежиком, зажарил последнего на этом костре. Я сказала, что так часто бывает на группах, когда включаются защитные механизмы, например, вытеснение, если человек слышит что-то неприятное для себя. «Что неприятного ты бы услышала, если бы не вытеснила текст?» И Антонина заплакала, но тут же постаралась взять себя в руки, подавить свои чувства и перевела разговор на другую тему: «Пусть на меня не смотрят».

И только через два дня, когда члены группы уже сдружились и стали доверять друг другу, я узнала, про что Антонина плакала, слушая сказку про ежика и гнома. Она снова расплакалась, когда в группе зашел разговор о смерти. «Я не просо боюсь смерти, я физически, каждой клеточкой своего существа испытываю панику, липкий ужас, который леденит душу так, что каждый волосок на теле встает дыбом от страха! Я цепенею и перестаю жить, еще даже не умерев!» — «Хочешь поисследовать свой страх и узнать, с чем это связано в твоей жизни?»

Я получила согласие и задумалась, как построить Антонинину сцену. Очевидно было, что самой ей встречаться со Смертью было невозможно, учитывая ее состояние ужаса. Я предложила тройную диссоциацию: в главной сцене дубль Антонины (Антонина-1) встречается со Смертью (ее с видимой охотой согласился играть Андрей, крупный парень, которому принадлежала идея зажарить ежика в сказке); еще один дубль (Антонина-2) смотрит на эту сцену, стоя на безопасном расстоянии; сама же Антонина стоит со мною вместе за кругом и смотрит на Антонину-2, которая смотрит на то, как Антонина-1 разговаривает со Смертью.

Я: Скажи, что происходит между Антониной-1 и Смертью?

Антонина: Смерть пытается задушить Таню, но не до конца, а чтобы та была все время в состоянии ужаса (сама добровольно входит в круг и показывает, как Смерть должна себя вести: держать Антонину-1 за горло. При этом Антонина-1 стоит на коленях).

Я: Зачем она это делает?

Антонина: Чтобы заставить ее быть сильной.

Я: Какая противоречивая сцена: с одной стороны, Смерть говорит, чтобы Антонина-1 была сильной, с другой — физически унижает ее и подавляет. Посмотри на эту сцену со стороны: она тебе напоминает отношения с кем-то из твоей жизни?

Антонина, отшатываясь и прикрывая рот рукой: Ой… На отношения с отцом. Он никогда не позволял мне плакать. Он был всегда очень строгим, я боялась его, и однажды я в очередной раз чуть не расплакалась и ушла в ванную комнату. Чтобы он не заметил. Но он заметил, ворвался в ванную и ударил меня… (Рыдает).

Я: Чего он хотел от тебя?

Антонина: Чтобы я была сильной.

Я: Почему для него так важно сделать тебя сильной? Что произошло с ним самим в его жизни?

Антонина (снова начинает рыдать): Он был репрессирован. Ему было всего 16 лет, и он участвовал в каком-то митинге протеста с другими ребятами, и его осудили на десять лет и отправили в лагеря. И родственники не могли поддержать его, потому что это было для них самих смертельно опасно…

Я: Можешь побыть в его роли и рассказать о нем от его лица, обращаясь к дочери?

Антонина (встает на место Андрея, который до этого был в роли Смерти, и обращается к дочери): Тоня, когда я был еще очень молодым, мне было всего 16 лет, я очень неосторожно высказывал свои взгляды и чувства. Тогда это было опасно, и меня репрессировали. Это было унизительно, меня лишили всех прав и отправили в лагерь на 10 лет. Я пробыл там из них три года, пока не умер Сталин, а потом меня восстановили в правах, но эти три года были ужасными… (плачет).