Эсме Швалль-Вейганд - Дар. 12 ключей к внутреннему освобождению и обретению себя

— Самый скверный человек может стать лучшим учителем, — сказала я. — Он учит вас исследовать в себе то, что вам не нравится в нем. Сколько времени вы тратите на то, чтобы судить себя? Запугивать себя?

Мы с Алекс исследовали шаг за шагом, как она замыкалась в себе: хотела пойти на курсы испанского, но не решилась записаться; хотела начать ходить в спортзал, но побоялась войти туда.

Все мы жертвы жертв. Насколько глубоко нужно погрузиться, чтобы дойти до первоисточника? Лучше начать с себя.

Несколько месяцев спустя Алекс поделилась со мной, что работает над адекватной самооценкой и развивает в себе смелость. Она даже записалась на курсы испанского и пошла в спортзал.

— Меня приняли с распростертыми объятиями, — сказала она. — Даже взяли в женскую группу по силовому троеборью и уже пригласили на соревнование.

Когда мы отказываемся подчиняться своему внутреннему нацисту, мы обезоруживаем те силы, которые тормозили нас.

— Одна из ваших половин — ваш отец, — сказала я Алекс. — Постарайтесь оценить его беспристрастно. Проанализируйте объективно.

Это то, чему я научилась в Аушвице. Попытайся я дать отпор надзирателям — меня бы сразу пристрелили. Рискни я сбежать — меня убило бы электрическим током на колючей проволоке. Так что я обратила свою ненависть в сострадание. Я решила, что буду сочувствовать надзирателям. Им промыли мозги. У них украли их безвинность. Они пришли в Аушвиц бросать детей в газовую камеру и думали, что избавляют мир от опухоли. Свою свободу они потеряли. Моя все еще оставалась при мне.

Через несколько месяцев после нашего пребывания в Лозанне Одри снова поехала туда, в Международный институт управленческого развития, чтобы вместе с Андреасом провести практический семинар в рамках программы по высокоэффективному управлению.

«Мы выросли по разные стороны линии передач, с чьей помощью распространялись тайны и ужас», — сказал Андреас о себе и об Одри. Сегодня Андреас и Одри сотрудничают, помогая лидерам бизнеса сосредоточить внимание на внутреннем исцелении — чтобы они смогли посмотреть в лицо своему прошлому и сделать современную жизнь лучше.

Среди слушателей семинара есть европейцы, в основном из Германии и соседних стран, в возрасте от тридцати до шестидесяти лет; им, которых отделяет от Второй мировой войны несколько поколений, важно узнать, что происходило с их семьями в те времена. Среди слушателей есть выходцы из стран, пострадавших от насилия уже в наше время, стран Африки, а также Юго-Восточной Европы, — эти люди пытаются понять, как противостоять тем бедам, которые пережили их семьи или которые они сами причинили. Этот практический семинар по внутреннему исцелению под руководством дочери той, кто пережила холокост, и внука нациста являет собой замечательный пример не только того, как исцелять, но и ради чего . Ради самих себя, ради того, что выздоровевшее поколение даст миру, ради следующих здоровых поколений. Ради того нового наследия, что мы оставим для будущего.

Одри сказала, что раньше тоже была причастна к молчанию о прошлом семьи, так как боялась боли. Но со временем поняла, что чем больше она избегает узнавать о прошлом, тем сильнее держится за свою печаль.

— Сегодня я предпочту все знать о прошлом, — сказала Одри. — И хочу в этом помочь другим.

Андреас согласился с ней.

— Наконец мне стало ясно, для чего я столько времени посвятил прошлому, — сказал он. — Я думаю, мои предки хотели бы, чтобы были приняты какие-то меры по исправлению содеянного, насколько это возможно. Понимая это, мне легче примириться с тем, что они совершили. Я в состоянии перестать задаваться вопросом, почему они делали то, что делали. И я в силах сосредоточить все внимание на том, что делать сейчас, чтобы способствовать миру.

Мы рождены любить и учимся ненавидеть. Нам решать, что из этого мы выберем.

Самые мерзкие и неприятные люди могут стать для нас лучшими учителями. Когда кто-то подобный окажется рядом с вами, будет выводить вас из себя или начнет оскорблять вас, постарайтесь посмотреть на него по-доброму и скажите себе: «Он всего лишь человек — ни больше ни меньше. Человек, как и я». Затем мысленно спросите: «Чему ты можешь меня научить?»

Составьте список утверждений, усвоенных вами с детства, в которых людей делят на категории, например: «мы — они»; «хорошие — плохие», «правильные — неправильные». Отметьте суждения, отвечающие вашему мировоззрению сегодня. Придерживаетесь ли вы осуждающих взглядов? Как осуждение влияет на ваши отношения? Ограничивает ли это ваш выбор и возможность идти на риск?

Нам не выбирать, что совершали наши предки или что делали с ними. Но мы можем создать свой рецепт хорошей жизни и завещать его своим детям. Напишите рецепт, как прожить жизнь достойно. Возьмите хорошее из прошлого своей семьи и добавьте собственные соображения. Передайте следующим поколениям вкусное и питающее отношение, которое поможет им строить жизнь дальше.

В Аушвице меня преследовала навязчивая мысль: хоть кто-нибудь знает, где мы с Магдой находимся?

Любой ответ вел к безысходности. Если знают и никто ничего не предпринимает — какова тогда цена наших жизней? А если никто не знает, то как нам вообще отсюда выбираться?

Когда меня охватывало чувство полного отчаяния, я обращалась к словам матери: «Мы не знаем, куда нас отправляют. Мы не знаем, что будет дальше. Просто запомни: никто не отнимет то, что у тебя в голове», — это было сказано мне в темноте набитого людьми вагона для скота, на пути к лагерю.

В течение долгих мучительных лагерных дней и ночей я тщательно отбирала, о чем мне думать — за что держаться. Я вспоминала Эрика; вспоминала, как мы встретились в самый разгар войны и полюбили друг друга, как сидели вдвоем на берегу реки и ели мамину восхитительную жареную курицу с картофельным салатом; как мечтали о будущем и строили планы. Вспоминала, как танцевала с ним и его руки лежали на тонком замшевом поясе, касаясь моей талии, — я была в платье, которое сшил мне отец незадолго до того, как нас силой увели из дома. Вспоминала, как примеряла это платье, проверяя, удобно ли в нем будет танцевать и правильно ли кружится юбка. Я думала о его последних словах: «Никогда не забуду твои глаза. Никогда не забуду твои руки», — он говорил мне их, когда я уже была в фургоне, увозившем меня и мою семью с кирпичного завода. Еще я представляла наше воссоединение: мы просто расплавимся в объятиях друг друга, такими они будут страстными, счастливыми и долгожданными. Эти мысли были подобны свече, которую я несла сквозь самые темные часы и месяцы своей жизни. Суть не в том, что воспоминания и мечты об Эрике стирали напрочь кошмар моего существования. Они не могли вернуть мне родителей, не облегчали боль от их гибели и не отменяли нависшей угрозы моей собственной смерти. Но мысли об Эрике раздвигали границы реальности: ко мне возвращалось мое прошлое, когда я была с любимым, возникали картины будущего, где я обязательно буду с любимым, — и все это помогало сносить голод и мучения в настоящем. Я проходила через земной ад, но когда-нибудь он должен был закончиться. Раз он был временный, я могла это пережить.