Ганс Айзенк - Эксперимент. Самые жестокие исследования в психологии

Эти результаты вкупе с результатами других наблюдений привели исследователей к выводу, что люди, которые привыкли чрезмерно контролировать свое поведение, способны при несрабатывании «внутренних ограничителей» на более экстремальные насильственные действия, чем те, кто контролирует свое поведение не так строго.

В настоящее время собраны некоторые доказательства, позволяющие предполагать, что лица, совершающие преступления против личности, могут по своим качествам попадать в разные места континуума «низкий самоконтроль — высокий самоконтроль» с максимумами на полярных концах континуума. Можно выдвинуть гипотезу, что среди преступников с низким уровнем самоконтроля большую часть составят «привычные» преступники. Преступники с чрезмерным самоконтролем, которые обычно не имеют за плечами криминального опыта, чаше всего совершают лишь одно импульсивное преступление, но чрезвычайно тяжкое, возможно со смертельным исходом.

Однако факты, полученные в самое последнее время, говорят в пользу того, что и недостаток, и избыток самоконтроля так же часто встречаются среди людей, не совершавших насильственные преступления, как и в популяции преступников (Henderson, 1983). Этот может означать, что схема Мегарджи оказывается при объяснении различных типов насилия не настолько полезной, как первоначально ожидалось. Кроме того, параметр степени самоконтроля совсем не учитывает роли ситуационных параметров. Например, люди, которые ведут себя пассивно и неуверенно, чаще испытывают сильную фрустрацию и оказываются в различных ситуациях, в которых они ощущают угрозу, опасность и бессилие. Ли, Зимбардо и Бертолф (Lee, Zimbardo and Bertholf, 1977) пытались соотнести этот недостаток социальных и вербальных навыков с поведением «непредсказуемых убийц», которые обычно являются стеснительными людьми без навыков межличностного общения, необходимых для самоутверждения в социальных условиях. Тем не менее большинство стеснительных людей не станут совершать «непредвиденные убийства».

Когда людям не хватает навыков и стратегий, чтобы изменить по крайней мере некоторые из своих социальных ситуаций, это, как правило, порождает чувство беспомощности. Это чувство, в свою очередь, вызывает один из двух вариантов ответа: наступление (атака) или уход (изоляция). Реакция по типу ухода, как пишет Мартин Селигман (Seligman, 1975), часто называется реактивной депрессией или выученной беспомощностью. Человек чувствует, что ничего нельзя сделать, чтобы изменить это затруднительное положение, так зачем же беспокоиться? Подобным образом реагируют на жизненные обстоятельства нищие, опустившиеся люди, утратившие надежду на улучшение своей жизни.

С другой стороны, альтернатива заключается в том, чтобы напасть, наброситься в отчаянии, особенно если человек верит, что такая реакция может улучшить обстоятельства его жизни. Люди, совершившие «непредвиденные убийства», которые жили пассивно и кого всю жизнь третировали, возможно, прибегли к последней и решительной попытке изменить то, что с ними происходит. Их смертоносное насилие может быть шагом отчаяния, попыткой получить немедленный контроль над своей судьбой без учета последствий таких действий. В связи с этим можно было бы задать интересный вопрос: какой вариант ответа в безнадежных, по всей видимости, условиях является более адаптивным — оставаться в состоянии депрессии и безнадежности, покончить жизнь самоубийством или совершить какое-либо насилие в отчаянной попытке изменить положение?

Тема импульсивного поведения подвела нас к необходимости рассмотреть то, что некоторыми представителями теории социального научения и когнитивных теорий называется механизмами саморегуляции. Психологические исследования показывают, что эти механизмы могут быть чрезвычайно важным фактором в проявлении насильственного поведения. Многочисленные исследования показывают, что применение различных коррекционных подходов, которые улучшают работу системы саморегуляции у агрессивных людей, действительно оказывается наиболее перспективной стратегией сокращения насилия (Serin and Preston, 2001). Согласно теории социального научения (например, Bandura, 1983) и социальной теории познания (Bandura, 1986, 1989), мы способны осуществлять значительный когнитивный контроль над нашим поведением. Когнитивные способности дают нам возможность выйти за пределы настоящего и думать о будущем и прошлом даже при отсутствии непосредственных сигналов окружающей среды. Эта способность абстрактного мышления позволяет нам управлять собственным поведением, думая о возможных последствиях. Однако обстоятельства иногда ослабляют когнитивный контроль и облегчают импульсивные действия. Поэтому при известных условиях наши действия скорее подчинены внешним стимулам, чем механизмам познавательной саморегуляции.

Процесс саморегуляции предполагает развитие и совершенствование познавательных структур и понятий, которые являются продуктом научения. Как уже говорилось, мир, каким мы его знаем, базируется на наших когнитивных структурах, которые представляют собой неспецифические, но упорядоченные репрезентации предшествующего опыта. Некоторые люди обладают большим количеством структур, чем другие, а некоторые отклоняются от того, что большинство людей считает «правильными» структурами мира и человеческой природы. Люди, усвоившие много разнообразных и сложных структур, способны оценивать поведение более тонко, чем люди, обладающие немногочисленными и грубыми структурами. Например, человек с большим арсеналом сложных концепций будет менее склонен считать убийцу просто «больным» или «зверем», но сможет увидеть в нем личность, обладающую множеством различных убеждений и мотивов.

При нормальных обстоятельствах мы воспринимаем, интерпретируем, сравниваем и действуем на основе этих структур, к которым мы обращаемся как к своим личным нормам (стандартам). Если нам не нравится то, что мы делаем, мы можем изменить наше поведение, выровнять его или попытаться прекратить о нем думать. Мы можем также вознаграждать и наказывать себя за то или иное поведение. Самонаказание выражается в чувстве вины или раскаяния от последствий, которые мы считаем не соответствующими нашим стандартам. Однако в большинстве случаев мы предпочитаем наказанию самоподкрепление, поэтому ведем себя так, как предписывают наши когнитивные структуры. Мы предвосхищаем чувство вины, которое испытаем за неправильные действия, и поэтому сдерживаем себя. «Реакция предвосхищения самоосуждения за нарушение личных норм обычно служит средством самосдерживания против предосудительных действий» (Bandura, 1983, р. 30). Поэтому каждый из нас разрабатывает свои персональные стандарты или кодексы поведения, которые поддерживаются самоподкреплением или самонаказанием, равно как и внешними подкреплениями и наказаниями.