Сонали Дераньягала - Волна

Посмею ли я его открыть? В руках у меня рабочий ежедневник Стива за 2004 год. Наш последний год вместе. Этот ежедневник лежал в сумке с нашими вещами у моей тети, живущей в Коломбо. За прошедшие годы я не раз брала его в руки, но сразу снова прятала, поддавшись панике. Стив заносил в ежедневник не только рабочие дела. Он записывал туда напоминания: например, пора отвести детей в парикмахерскую. Там же были семейные планы на праздники и выходные. Делал даже личные заметки. После одной нашей ссоры он записал: «Сказать С., что она была права, помириться».

Б о льшую часть того последнего года, до сентября, мы прожили на Шри-Ланке. Это было блаженное время. Мы со Стивом долго его предвкушали: очень хотелось спокойно пожить на юге, а не просто приехать на пару недель. Поэтому, когда нас обоих отпустили поработать над диссертациями, мы тут же рванули в Коломбо. Забрали сыновей из лондонской школы и записали в местную. В последние шесть лет я старалась пореже вспоминать это время. Как мы были беспечны, как радовались жизни — и ничего не знали…

Сейчас опять лето. Я приехала в Коломбо с сестрой Стива, Беверли, ее мужем Крисом и их детьми, Софи и Джеком. После волны родственники Стива стали много ездить на Шри-Ланку, иногда по два раза в год. Племянник с племянницей привыкли к жизни в Коломбо почти так же, как раньше мои сыновья.

В первые месяцы я была убеждена, что семья Стива, конечно, винит в его смерти меня: это я его сюда притащила. Но потом в Коломбо приехал мой свекор. Помню, как он долго держал меня за руки и говорил, что Стив был здесь очень счастлив, что здесь у него был второй дом.

Родные мужа убедили меня открыть и полистать ежедневник. Да, там было все. Мельчайшие подробности тех девяти месяцев на Шри-Ланке. Я не стала вчитываться и быстро убрала его подальше. Но, однажды в него заглянув, я уже не могу выбросить из памяти наш последний год. Я то и дело мысленно переношусь в него. Странно, как я могла все забыть — на целых шесть лет.

На перекрестке у отеля Horton Place дежурит безрукий нищий. Моя племянница Софи открывает сумку, чтобы дать ему денег. Я так часто видела его в последние годы, но только теперь вспоминаю: этот же нищий неизменно стоял на обочине, когда мы везли мальчиков в школу и забирали после уроков. Стив выдавал ему «недельное жалование», чтобы он не кидался в поток транспорта каждый раз, как завидит нашу машину, но это не срабатывало. Мамин водитель говорил, что Стив зря его так жалеет, и уверял, что попрошайке оторвало руки, когда он собирал бомбу, чтобы убить соседа. Скорее всего, это были просто домыслы. «Почему он не идет работать?» — спрашивал Вик. Нас со Стивом несколько пугала его неготовность к состраданию.

Теперь я припоминаю, что по утрам мальчики часто бурчали и огрызались. В местной школе им было скучно, не хватало лондонских друзей и привычных игр. Мои уверения, что новый жизненный опыт — это всегда хорошо и полезно, ничуть не помогали. Стив старался поднять им настроение музыкой и громко включал песню Сушилы Раман [25] Сушила Раман (Susheela Raman, род. 1973) — британская певица, по национальности индианка. Love Trap («Любовь-ловушка»). Незатейливые слова, что-то типа: «Твое тело — сладкая западня, твои медовые губы манят меня», заставляли мальчиков кривиться. «Фу-у-у! Твое тело. Твои губы. Фу-у-у!» — они демонстративно передергивались. «Может, не надо?» — спрашивала я, имея в виду нестандартную психологическую тактику мужа. Однако после обработки поп-музыкой Вик и Малли вылезали из машины в боевом настроении, вполне готовые к школе.

На те несколько месяцев мы сняли дом в центре Коломбо. После волны я всякий раз отводила глаза, проходя по этой улице, или внушала себе, что ничего особо примечательного на ней нет. Но вот теперь я наконец приехала сюда с родственниками мужа. И перед глазами у меня встают Стив и Малли, идущие по двору к воротам. Малли катит кукольную коляску. Они играют в «дочки-папы».

Меня словно отбрасывает назад во времени. Кажется, мы все были здесь сегодня утром. В тот год Вик заметно вытянулся и окреп; на ногах обозначились мышцы. Ему еще не исполнилось восемь, но я покупала одежду на двенадцатилетнего. В Коломбо он все время занимался спортом, радовал отца крикетными победами, не отставал, когда они вдвоем каждый вечер плавали в бассейне при моей старой школе. Когда они играли в футбол в самую жару, а потом вваливались в дом — потные, полуголые — и лезли ко мне обниматься, я всегда старалась увернуться. Нет, я не смогу пойти туда, на поле, где еще должны сохраниться их следы.

Как я ругала себя, что снова привезла всю семью на Шри-Ланку тогда, в декабре. Зачем? Мы лишь недавно вернулись в Лондон. Мы слишком часто мотались туда-сюда, нам мало было одной страны, вечно чего-то не хватало. «У меня было все, и я все загубила», — думала я. В первые недели после волны мне часто снилось, как моя подруга Фионнуала — вообще-то очень мягкая и спокойная — врывается в наш лондонский дом и неистово орет на меня за то, что я отвезла детей в Коломбо тогда, на Рождество.

Но этим летом, понемногу вспоминая проведенные здесь месяцы, я уже столь яростно не виню себя. Теперь я понимаю, почему мы со Стивом решили вернуться в Коломбо. Нам хотелось снова прикоснуться к жизни, которую мы себе там обустроили.

В тот год, вдали от привычных лондонских дел, у нас с мужем появилось свободное время. Мы со Стивом неторопливо работали над статьями и диссертациями. По праздникам и выходным мы путешествовали всей семьей.

Чаще всего отправлялись в лесные походы. На заре нас будила дивная природная симфония. Я не слышала ее уже шесть лет и сейчас вряд ли вынесла бы, но помню очень живо. Первым шло отдаленное журчание воды; потом — воркование и сладкие трели; дальше — тревожные вопли попугаев и клохтанье джунглевых кур; а над всем этим — звонкие переливы дрозда и пронзительно-чистая песня славки.

Довольно часто ездили на пляж. Мы с Виком любили рано утром гулять по безлюдному берегу и смотреть, как похмельные рыбаки тянут сети под истошное карканье ворон. Стив делал сашими со свежайшим тунцом, которого покупал прямо с лодок, чем очень гордился. Теперь я отчетливо вспоминаю, как мы сидели на песке и объедались мидиями, приготовленными в собственном соку на открытом огне. Закат. Соль на детских ресницах. На жестяное блюдо с грохотом падают высосанные раковины. Про это время дня Малли говорил: «Час, когда вечер разлегся на столе» — это он по-своему запомнил первые строчки «Любовной песни Альфреда Дж. Пруфрока». Я часто читала мальчикам Элиота, сама не знаю зачем.

Мы много раз ездили в «Ялу»; впрочем, мальчиков мы привозили туда еще до того, как они научились ходить. По заповеднику мы ездили на джипе. От ухабистой дороги веяло жаром, на волосах оседала красная пыль. Джунгли Вик понимал и чувствовал — и мне это очень нравилось. Он первым замечал редких рифовых авдоток на прибрежных камнях, безошибочно узнавал протяжный, мелодичный свист краснокрылого жаворонка. Мы всегда останавливались в одной и той же гостинице. Каждый раз Вик покупал в сувенирной лавке подарочную брошюру «Птицы “Ялы”». Я нашла стопку этих буклетов в той же сумке, где лежал ежедневник Стива. В них Вик отмечал тех птиц, которых видел в очередной приезд. Я быстро их пролистала. На каждой странице виднелась радостная красная галочка.