Рэймонд Моуди - Жизнь после утраты: Как справиться с горем и обрести надежду

Это справедливо и для сочувствующих, оказывающих поддержку. В какой-то период вы можете осознать, что сделали все, что было в ваших силах, но и этого для горюющего недостаточно. Помните, это его или ее чувства. Иногда скорбящим приходится преодолевать сильную ярость, ненависть или горечь, и они неосознанно подталкивают других людей, чтобы те поставляли им для этого «топливо». Если вы запутались, вы встряли в их горевание. В таком случае вам придется отступить на какое-то время — возможно, надолго.

Функциональное горевание подразумевает духовный рост всех, кто его переживает, а это подводит нас к следующей теме: горе функциональное и нефункциональное.

Горе отличается таким широким спектром и носит настолько индивидуальный характер, что специалисты давно пытаются определиться с терминологией. Вот неполный список терминов, с которыми мы сталкивались применительно к гореванию, когда оно мешало развитию: атипичное, дезориентирующее, дисфункциональное, длительное, конфликтное, морбидное, неадаптивное, невротическое, незавершенное, нездоровое, ненормальное (аномальное), неорганизованное, неразрешенное, неустановившееся, обремененное, осложненное, патологическое, проблемное, продолжающееся, противоречивое, расширенное, с нарушениями, сложное, сохраняющееся, хроническое.

Мы будем использовать термины «нефункциональное» или «нездоровое», потому что у здорового горя есть определенная функция. Оно позволяет людям, потерявшим близких, понять, признать, прочувствовать и усвоить то, что они любят и без чего теперь вынуждены обходиться. Нефункциональное горе продлевает страдания, мешает нормальной деятельности или лишает жизнь всех красок. Давайте рассмотрим признаки дисфункциональности.

У здорового горя есть свое течение, это естественный длящийся процесс, хотя в этом течении могут быть перерывы на отдых, восполнение энергии или подведение итогов. Однако, если человек зацикливается на горе, он застревает.

Сразу после утраты, например, люди, потерявшие близких, берут отпуск, отгул или прекращают заниматься своими повседневными делами, чтобы решить ряд задач: организовать похороны и поминки, разобраться с юридическими и финансовыми вопросами, в том числе с завещанием, и т. д. Хотя большинство скорбящих возвращаются к привычным делам в течение недели, некоторым требуется больше времени. Проблемы возникают только тогда, когда горюющие надолго и непродуктивно уходят в себя.

Также те, кто пережил утрату, могут застревать на том, что вновь и вновь пересказывают свою историю. Скорби нужен голос. Люди зачастую и сами не знают, что ощущают, пока не услышат собственный рассказ. Таким образом, чем больше скорбящий дает выход чувствам, тем быстрее его эмоции приходят в норму. К сожалению, некоторые мужчины и женщины, потерявшие близких, рассказывают только о том, что произошло, не упоминая, что они при этом чувствуют. Люди преодолевают утрату по мере того, как дают выражение чувствам.

Прочитав рукопись этой книги, несколько друзей задали мне вопрос: «Дайан, почему ты не рассказывала нам об ужасной смерти отца — об открытых ранах от пролежней, о лихорадке, о том, что он понимал, что ошибка медиков его убьет, и ничего не мог с этим поделать, просто лежал? Почему ты не говорила, что врачи поведали тебе о передозировке только потому, что сосед отца по палате, тоже врач, собирался сам тебе об этом рассказать? Почему ты не говорила…»

«Шестнадцать лет назад, — отвечала я, — мне самой нужно было слушать себя, пока я разбираюсь со своими эмоциями. Теперь я в этом больше не нуждаюсь, и читателям это не поможет. Слава богу, вы позволили мне выражать свои чувства, потому что некоторые из тех, кто в то же время перенес утрату, все еще говорят об этом. Вместо того чтобы позволить горю перерасти в нечто иное, они движутся сами — ходят от одного родственника к другому, от одного друга к другому, от одного знакомого к другому».

Не стоит недооценивать целительные свойства того, чтобы слышать себя, когда вы произносите слова, определяющие ваши чувства: «И я на них за это злюсь», «Мне просто так грустно без нее» или «Теперь я разочарован, что они так поступили». Те, кто зацикливается на своих рассказах, не выражают сопровождающих их чувств.

Люди справляются с травмой по-разному, и самый распространенный способ — отрицание. Функция отрицания — защитить психику от кризиса, который изначально слишком силен, чтобы его осознать. Когда удар от известия о смерти близкого человека ошеломляет, отрицание позволяет смягчить силу этого удара. Однако в течение нескольких недель реальность начинает брать свое. В конце концов горе оказывается воспринятым в полной мере, разум и тело уравновешиваются. Хотя на ранней стадии горевания отрицание может быть нормальным, оно становится дисфункциональным, если этот этап затягивается.

Отрицание защищает нас от боли или дискомфорта двумя путями: сознательным и бессознательным. Давайте вначале посмотрим, как это происходит сознательно.

Если отрицание является осознанным, мы намеренно искажаем истину. Малыш, чтобы избежать упреков матери, заявляет: «Я не ел печенье!» Преступник, отлично знающий, что виноват, выкрикивает в свою защиту: «Я этого не делал!»

Горюющие также защищают себя от истины, и здесь могут возникнуть проблемы. Бессознательный разум воспринимает каждую мысль и каждое утверждение буквально, он не способен отличить реальность от вымысла. Сознательный обман предполагает бессознательное отрицание, которое может перерасти в дезадаптивные заблуждения, как в следующих двух случаях.

После того как муж Рут покончил с собой, она на все расспросы отвечала: «Его убили». В дальнейшем она все так же рассказывала всем, что его убили, и сознательное отрицание постепенно сместилось в сферу подсознания (неверие в реальность произошедшего). Утверждая, что ее супруг стал жертвой убийства, Рут придумала целую историю и затем ворвалась в полицейский участок, настаивая, чтобы они открыли дело. Пригласили священника, работавшего в участке, и он мягко направил вдову в группу поддержки для людей, переживших самоубийства близких. Там ей оказали помощь, которая была ей так необходима. Постепенно Рут сумела смириться со своей утратой.

У Дугласа, проживавшего в доме престарелых, диагностировали болезнь Альцгеймера, а больше мы о нем ничего не знали. Психиатры этого заведения перевели пожилого человека в гериатрическую клинику, где я тогда работал. Наши врачи провели обследование, организовали психологические тесты, и все они показали, что Дуглас здоров и не имеет никаких признаков болезни. Тем не менее лечащие врачи снова поставили ему диагноз «болезнь Альцгеймера», «основываясь на неспособности пациента вспомнить прошлые события и на его социальной изоляции». Услышав, что его дело вновь пересматривают, я пролистал его историю болезни и выяснил: вдовец настаивает, что его жена в Огайо, тогда как на самом деле она умерла шесть месяцев назад. Я запомнил номер его палаты и пошел его расспросить.