Ирвин Ялом - Все мы творения на день и другие истории

— Как это, не адаптируетесь?

Он отмахнулся от моего вопроса, встряхнув кистью руки.

— Я расскажу вам. Но сначала я хочу рассказать о психотерапевте, которого я посещал около полутора лет. Она прекрасная женщина. Она помогала мне с моим горем, у меня нет никаких вопросов к этому. Она помогла мне подняться, оправиться, вернуться к жизни, вернуться в мир. Но теперь мы застопорились. Я не обвиняю ее, но в нашей терапии мы теряем время и деньги, хотя она и не берет за свои услуги такую же большую плату, как вы. Мы просто ходим по кругу, возвращаясь к одному и тому же снова и снова. Затем, после прочтения этой вашей книги, кстати, я прочел и некоторые другие ваши книги тоже, неожиданно пришла мысль, что консультация с вами могла бы сдвинуть мою терапию с места.

Даже в этот момент он не смотрел на меня. Это представлялось странным, потому что он определенно не был застенчивым человеком. Он просто продолжал говорить:

— Видите ли, я знаю, что психотерапевты немного собственники и чувствительны к таким вещам, поэтому я решил дипломатично посоветоваться с ней. Не поймите меня не правильно: я не спрашивал ее разрешения. Я собирался обратиться к вам вне зависимости от того, что бы она сказала. Она оказалась очень позитивно настроенной. Ухватилась за эту мысль: «Конечно, конечно, хорошая идея. Свяжитесь с ним и назначьте консультацию. Я поддерживаю это. Калифорния далековато, но что лучше для вас в плане денег и времени? " Она предложила написать вам письмо и описать процесс нашей терапии, но я почувствовал некоторое раздражение и сказал ей, что я взрослый мальчик и смогу сам решить, каким образом посвятить вас в детали.

— Раздраженным? Почему?

Пришла пора мне включиться в этот монолог.

— Я старый, но не беспомощный. Я могу сам разобраться, как связаться с вами.

— И это всё? Что в этом может вывести из себя? Давайте заглянем глубже.

Я чувствовал склонность к тому, чтобы быть более напористым, чем обычно. Голос Рика замедлился. Возможно, сейчас наконец-то он обратит на меня внимание, хотя он все еще не смотрел на меня.

— Ну, я не знаю. Возможно, раздражение на нее появилось, потому что она была уж слишком радостной при возможной мысли избавиться от меня. Возможно, мне бы хотелось, чтобы она немного удерживала меня. Но я вас понял. Я знаю, что мое раздражение нерационально. В конечном счете, и она, и я используем эту консультацию с вами, чтобы продолжить совместную работу. Она не старается избавиться от меня, она так и сказала. Но я искренен с вами. Просто я так чувствовал. Раздраженным. Я не собираюсь что-либо утаивать сегодня. Я хочу, чтобы мои инвестиции окупились. Вы знаете, они складываются как из вашей платы, так и из стоимости авиабилетов.

— Расскажите мне о вашей адаптации в доме престарелых.

— Подождите минутку.

Он опять отмахнулся от моего вопроса.

— Сначала позвольте мне отметить и четко прояснить, что Фэалон-Окс — это отличное место. Это чертовски хорошая организация, и если бы я ею управлял, то не думаю, что я бы там многое изменил. Мои проблемы полностью во мне — и я признаю это. В Фэалон-Окс есть все. Еда хорошая, они предлагают множество превосходных занятий. Занятия по гольфу немного монотонны, но в моем возрасте это то, что нужно. И вот в чем дело: на протяжении всего дня я просто парализован противоречиями. Каждый раз, когда я начинаю что-то делать, мое сознание начинает хотеть делать что-то еще. Сейчас я не делаю ничего по расписанию — по крайней мере, по расписанию других людей — это был бы не я. Расписания, они для других. Почему я должен ходить на занятия в бассейне в четыре часа дня каждый день? Или на занятия в классе в десять утра? Почему я должен каждый раз оставлять ключи от дверей в мешке для почты на двери. И почему я должен принимать пищу в одно и то же время каждый день? Это не я. Настоящий я, настоящий Рик Эванс чтит спонтанность.

Он повернул голову в мою сторону.

— Вы сразу после колледжа поступили в медицинскую школу, так?

— Верно.

— А затем в психиатрию?

— Да.

— Ну, а у меня было девять профессий.

Он показал девять пальцев.

— Девять! И я был чертовски хорош в каждой из девяти. Я начал с нуля в качестве ученика печатника… Затем я стал печатником… потом я основал журнал… затем издательство нескольких журналов… после стал главой небольшой компании, издающей учебники… потом приобрел и развил сеть мест по уходу за больными с психическими расстройствами… после управлял больницей, а затем, хотите верьте, хотите нет, прошел обучение на консультанта и погрузился в работу по развитию организации… а потом стал генеральным директором двух разных компаний.

Он откинулся на спинку своего кресла, выглядя удовлетворенным. Теперь была моя очередь что-нибудь сказать. У меня не было определенного плана в голове, но я начал отвечать в надежде, что моя муза будет меня направлять.

— Много разных направлений. Сложно запомнить их все. Скажите, Рик — будет ли нормально, если мы будем обращаться друг к другу по имени? Зовите меня Ирв.

Рик кивнул головой:

— Мне это подходит.

— Рик, что вы чувствуете сейчас, глядя назад на ваши профессии?

— Будьте уверены, ни один из этих шагов не был вынужденным. Я никогда не терпел неудачу ни в одной из этих профессий. Мне просто не сиделось на месте по прошествии некоторого времени. Я отказываюсь ограничивать себя в какой-либо области жизни. Мне необходимы изменения. Спонтанность. Я повторяю: спонтанность — вот кто я есть!

— И сейчас?

— Сейчас? В этом-то и дело. Спонтанность, будучи такой хорошей для меня, моей силой, моей путеводной звездой, сейчас превратилась в монстра. Смотрите, вот такая картина: когда я собираюсь на какое-либо занятие, будь то фитнес, водная аэробика, йога, мероприятие, неважно, что именно, мое сознание начинает выискивать другие альтернативы. Я слышу внутренний голос, спрашивающий меня: «Почему именно это занятие? Почему не какое-нибудь другое?» Я застрял в нерешительности. И что происходит? Заканчивается всё тем, что я не делаю ничего из этого.

Я обратился к потоку моих мыслей. В то время как говорил Рик, я думал о Буриданове осле, древнем философском парадоксе, рассказывающем об осле, перед которым положили две одинаково благоухающие связки сена и который умер от голода, потому что не мог решить, какую связку выбрать. Но я не видел смысла говорить Рику об этом. Я тогда бы отвечал в его бросающей вызов манере и демонстрировал свою эрудированность. Затем пришла другая мысль, которая могла быть более приемлемой и полезной для него:

— Рик, позвольте мне поделиться тем, что только что пришло мне в голову.

Я знал, что давал волю своим мыслям, но это часто окупалось — пациенты обычно ценят то, что я раскрываю себя, и обычно это помогает стимулировать открытость.