Ирвин Ялом - Все мы творения на день и другие истории

— Возможно, это будет интересно. Это эпизод, который произошел давно. Я писал где-то о нем, но не вспоминал о нем несколько лет. Однажды я заметил, что мои очки перестали хорошо функционировать, и обратился к офтальмологу, человеку намного старше меня. После того как он проверил мое зрение, он спросил о моем возрасте. «Сорок», — ответил я. «Сорок, э-э? — сказал он, снял свои очки, тщательно их протер и сказал: — Ну что же, молодой человек, вы как раз по расписанию. Пресбиопия». Я помню, что был очень раздражен и хотел сказать ему: «По расписанию? Кто по расписанию? Вы и ваши другие пациенты, возможно, и так, но не я! Не я! Я другой!»

— Хорошая история, — ответил Рик. — Я читал ее где-то в ваших книгах. Я вас понял, но это не мой случай. Я уже знаю эту математику. Мне семьдесят семь, и нет нужды тратить наше время на это. Я больше этого не отрицаю. Я не только говорю себе каждый день, что мне семьдесят семь, но и мой психотерапевт упорно продолжает втолковывать мне это. Из-за моего нежелания сталкиваться со своим возрастом мне было так трудно покинуть свой дом и переехать в Фэалон. Но я переехал. Я говорю сейчас о совершенно ином.

Хм, было очевидно, что поделиться моей историей с очками было не очень хорошей идеей. Рик не был тем человеком, с кем я мог бы изъясняться расплывчато и делиться ассоциациями, которые приходят мне в голову. Он больше создавал ситуацию соперничества со мной, нежели желал помощи с моей стороны. Я решил быть более конкретным.

— Рик, ранее вы сказали: «Спонтанность — вот кто я есть».

— Да, это так. Это моя мантра. Это то, кто я есть.

— «Это то, кто я есть», — повторил я. — Если мы перевернем это утверждение, то оно будет выглядеть так: «Если я не спонтанный, то я не есть я».

— Да, полагаю, так. Звучит забавно, я думаю, но… ваша идея?

— Эта мысль имеет скрытые значения. Это родственно тому, чтобы сказать себе: «Если я не спонтанный, я не буду существовать».

— Я не буду существовать как я, как сущность, которой я являюсь.

— Я полагаю, всё это уводит даже глубже. Это как будто вы верите, что ваша спонтанность отгонит вашу смерть.

— Я знаю, такие высказывания должны помогать, но я не понимаю. Вы говорите, что?..

Он развел руками.

— Мне интересно, может ли быть так, что где-то в глубине вы чувствуете, что отказ от спонтанности — это рискованно, это приближает смерть. Я имею в виду, если мы посмотрим на вашу ситуацию рационально, то мы спросим: «В чем реальная угроза того, чтобы делать всё по расписанию». В семьдесят семь лет оставлять ключи в специально отведенном для этого месте имеет смысл. Необходимо это делать. И, конечно же, имеет смысл ходить на занятия и посещать мероприятия в определенное время, потому что групповая работа требует назначенного времени, просто чтобы собраться вместе.

— А я и не утверждаю, что моя мысль рациональна. Я допускаю, что в ней нет смысла.

— Но она как раз имеет смысл, если мы предположим, что она питается каким-то глубоким, не полностью осознаваемым страхом. Я думаю, что жить «по расписанию» символизирует для вас марш нога-в-ногу со всеми остальными навстречу смерти. Фэалон-Окс не может не быть связанным в вашей голове с концом жизни, и ваша неспособность — или скорее нежелание — включаться в программу должно быть, является формой бессознательного протеста.

— Несколько притянуто за уши. Вы преувеличиваете. То, что я не хочу стоять в очереди с полотенцем в руке и делать водные упражнения вместе с теми старыми дуралеями, не означает, что я отказываюсь признавать свою смертность… Я не жду в очередях. Я не намерен стоять в каких-либо очередях.

— «Я не намерен стоять в каких-либо очередях» потому что?.. — спросил я.

— Я создаю очереди, а не стою в них.

— Другими словами, я не стою в очередях, потому что я особенный.

— Чертовски верно. Именно поэтому я рассказывал вам о моих девяти профессиях.

— Развитие и актуализация себя — все эти стремления кажутся верными. Они кажутся подходящими для определенного времени жизни. Но, возможно, они не подходят этому периоду жизни.

— Вы же все еще работаете.

— Поэтому какие вопросы у вас есть ко мне?

— Почему вы работаете? Вы действительно идете в ногу с вашим возрастом?

— Довольно справедливо. Позвольте мне ответить. Мы все встречаемся со старостью разным образом. Я знаю, что я очень стар. Нельзя отрицать, что восемьдесят — это преклонный возраст. Я работаю меньше — я принимаю намного меньше пациентов теперь, только около трех в день, но я продолжаю писать достаточно много в остальное время. Я скажу вам правду: я люблю то, что я делаю. Мне повезло, что я помогаю другим, особенно тем, кто сталкивается с теми же вопросами, что и я, — старение, выход на пенсию, столкновение со смертью супруга или друзей, размышления о собственной смерти.

В первый раз Рик ничего не ответил и молча смотрел в пол.

— Какие у вас чувства на мой ответ? — спросил я более мягким голосом.

— Отдаю вам должное. Вы обращаетесь напрямую к очень трудным вещам: смерть друзей, ваша собственная смерть.

— А ваши мысли о смерти. Вы много об этом думаете?

Рик покачал головой.

— Я не думаю об этом. Для чего мне думать? От этого никакой пользы.

— Иногда мысли приходят в голову непроизвольно, например, в дневных грезах или сновидениях.

— Сновидения? Я редко вижу сны. Ни одного сна на протяжении недель… но странно, у меня было два запоминающихся сна прошлой ночью.

— Расскажите мне всё, что вы помните.

Я взял свой блокнот. Два сновидения как раз перед сессией. У меня было предположение, что они будут проясняющими.

— В первом сне я находился на школьной игровой площадке, окруженной большой сеткой вокруг поля.

— Рик, позвольте, я прерву вас. Вы могли бы описывать сон в настоящем времени как будто вы видите его прямо сейчас.

— Хорошо. Пожалуйста. Я на школьной игровой площадке — возможно, это игровое поле моей средней школы — и там проходит бейсбольная игра. Я смотрю вокруг и вижу, что там все намного младше. Они все дети — подростки — одеты в форму. Я хочу играть — действительно хочу, но я чувствую себя странно, потому что я очень большой. Затем я вижу учителя… Он выглядит знакомым, но я не могу узнать его. Я подхожу к нему, чтобы спросить, что делать, и только тогда замечаю другой участок игровой площадки, где несколько более старших людей — моего возраста — организовывают другую игру — может быть, гольф, может быть, крокет — не уверен точно. Я хочу присоединиться к ним, но не могу перебраться через забор, окружающий бейсбольное поле.

— Каковы ваши предположения об этом сне, Рик? Скажите мне то, что приходит в голову.

— Да, бейсбол. Когда я был ребенком, я любил играть. Мой любимый спорт. У меня хорошо получалось. Я был игроком шорт-стоп 8 8 Игрок, выполняющий важную оборонительную функцию защиты между второй и третьей базой. . Я мог бы играть за колледж, а может, даже и в профессиональный бейсбол, но мне нужно было работать. У моих родителей не было денег.