Ирвин Ялом - Все мы творения на день и другие истории

Год назад на благотворительном мероприятии Чарльз встретил Джеймса Перри, предпринимателя, бизнес которого был связан с высокими технологиями. Они подружились, и после нескольких встреч Джеймс предложил Чарльзу привлекательную руководящую позицию в его новом открывающемся бизнесе. Джеймс был на двадцать лет старше, добился успеха в Силиконовой долине и, несмотря на то, что накопил огромное состояние, не мог, как он говорил, выйти из игры и продолжал запускать новые компании. Хотя их отношения — как друзей, как работодателя и наемного сотрудника, как наставника и его протеже — были сложными, Чарльз и Джеймс искусно их улаживали. Их работа требовала много командировок, но каждый раз, когда они оба находились в городе, они не упускали возможности встретиться в конце дня, чтобы что-нибудь выпить и поговорить. Они говорили обо всем: о компании, о конкуренции, о новых продуктах, о проблемах персонала, об их семьях, инвестициях, кино, планах на отпуск, обо всем, что приходило им в голову.

Чарльз очень дорожил теми душевными встречами. И позже, вскоре после знакомства с Джеймсом, Чарльз впервые обратился ко мне. Несмотря на то что поиск терапии во время спокойного периода погружения в бизнес и обучения может выглядеть парадоксальным, для того было свое объяснение. Внимание и отеческая забота, которые он получал от Джеймса, разогрели воспоминания Чарльза о смерти отца, и он стал лучше понимать, чего ему не хватает.

Во время четвертого месяца нашей терапии Чарльз позвонил с просьбой о неотложной встрече. Он появился в моем кабинете с пепельным лицом. Подходя медленно к своему креслу и аккуратно опускаясь в него, он с трудом произнес:

— Он умер.

— Чарльз, что случилось?

— Джеймс умер. Обширный инсульт. Мгновенная смерть. Его вдова сказала мне, что у нее был официальный ужин с ее правлением, а придя домой, она нашла его в гостиной лежащим в кресле. Боже! Он даже не был болен! Это совершенно, совершенно неожиданно.

— Как ужасно! Какое это должно быть потрясение для вас!

— Как объяснить это? Я не могу найти слов. Он был таким хорошим человеком и таким добрым ко мне. Для меня было честью знать его. Я знал это! Я знал, что все хорошее не может так долго продолжаться. Господи, я так сочувствую его жене и детям.

— И я очень сочувствую вам.

Более двух недель мы встречались с Чарльзом по два-три раза в неделю. Он не мог работать, плохо спал и часто плакал во время наших сессий. Снова и снова он выражал свое уважение к Перри и благодарность за то время, которое они провели вместе. Вновь проявилась боль минувших потерь, она была связана не только с потерей отца, но и с потерей матери, которая умерла три года и один месяц назад. А также с Майклом, другом его детства, который умер в седьмом классе, и с Клифом, вожатым в лагере, который умер из-за разрыва аневризмы. Снова и снова Чарльз говорил о своем шоке.

— Давайте поговорим о вашем шоке, — предложил я. — В чем он состоит?

— Смерть — это всегда шок.

— Продолжайте. Расскажите мне об этом.

— Это и так очевидно.

— Выразите это словами.

— Одним словом так: жизнь ушла. И никуда не спрячешься. Не существует такого понятия, как безопасность. Мимолетность… жизнь мимолетна… Я знал это. А кто не знает? Я никогда особенно не думал об этом. Никогда не хотел думать. Но смерть Джеймса заставляет меня об этом думать. Принуждает меня к этому постоянно. Он был старше. И я знал, что он умрет раньше меня. Но то, что произошло, заставляет меня встречаться со всем этим лицом к лицу.

— Расскажите побольше. С чем «с этим»?

— Это про мою собственную жизнь. Про мою смерть, которая ждет меня впереди. Про неизбежность смерти. Про то, что умирают навсегда. И каким-то образом, эта мысль, быть мертвым навсегда, засела у меня в голове. О, я завидую моим друзьям-католикам и их вере в загробную жизнь. Я бы хотел верить в это.

Он глубоко вздохнул и взглянул на меня.

— Вот о чем я думал. И еще о множестве вопросов, которые для меня на самом деле важны.

— Расскажите мне об этом.

— Я думаю о бессмысленности того, что я провожу всю свою жизнь на работе и зарабатываю денег больше, чем мне нужно. Мне хватает, но я продолжаю зарабатывать. Как и Джеймс. И мне грустно от того, как я жил. Я мог бы быть лучшим мужем и лучшим отцом. Слава Богу, еще есть время.

«Слава Богу, еще есть время». Мне нравилась эта мысль. Я знавал многих, кто смог справиться со своим горем таким позитивным образом. Конфронтация с жесткими фактами жизни пробуждала их и создавала условия для некоторых значимых изменений в жизни. Все выглядело таким образом, что это могло бы сработать и для Чарльза, и я надеялся помочь ему выбрать это направление.

Примерно через три недели после смерти Джеймса Перри Чарльз вошел в мой кабинет в несколько возбужденном состоянии. Он часто дышал и для того, чтобы успокоить себя, он положил руку на грудь и сделал глубокий выдох, при этом медленно опускаясь на свое место.

— Я очень рад, что мы встречаемся сегодня. Если бы это не было запланировано, я бы, возможно, позвонил вам вчера ночью. Я испытал одно из самых серьезных потрясений в моей жизни.

— Что случилось?

— Марго Перри, вдова Джеймса, позвонила мне вчера, чтобы пригласить к себе, потому что у нее было что-то, о чем она хотела сказать. Я пришел к ней вчера вечером, и… ну, я, пожалуй, перейду сразу к главному. Вот, что она сказала: «Чарльз, я не хотела тебе об этом говорить, но сейчас об этом знают слишком много людей, и я бы хотела, чтобы ты услышал это от меня, а не от кого-либо другого. Джеймс умер не из-за инсульта. Он совершил самоубийство». С того момента мне не по себе. Мир просто перевернулся вверх дном.

— Как это тяжело для вас! Расскажите, что происходит у вас внутри.

— Так много всего. Целый ураган чувств. Их сложно отследить.

— Начните с чего-нибудь.

— Ну, одна из самых первых мыслей, которая вспыхнула у меня в голове, — это то, что если он может совершить самоубийство, то могу и я. Я не могу объяснить это более подробно, разве что то, что я знал его очень хорошо и мы были так близки, и он был, как я, а я, как он, и если он мог это сделать, если он мог убить себя, то я могу тоже. Теперь я начал сомневаться в том, в чем был уверен. Но не волнуйтесь — я не намерен совершать суицид — просто эта мысль засела в голове. Если он мог, то могу и я. Смерть, суицид — не абстрактные мысли. Больше уже нет. Они реальны. И почему? Почему он убил себя? Я никогда это не узнаю. У его жены нет никаких догадок, или она делает вид, что не имеет понятия. Она сказала, что для нее это было совершенной неожиданностью. Мне нужно будет как-то привыкнуть к тому, что я никогда этого не узнаю.

— Продолжайте, Чарльз. Рассказывайте всё.