Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

Как бы плоха ни была та или иная конкретная власть, далеко не всякая власть плоха и не всякая плохая власть одинаково плоха. Проще говоря, власть может быть плохой, но может быть и хорошей. Что делает власть хорошей или плохой?

Согласно концепции Эриха Фромма, власть рождается в человеческом обществе в виде власти, основанной на компетентности. «Компетентный» означает знающий, умелый, авторитетный в какой-нибудь области. Это значит, что вождём племени первоначально становился самый сильный, самый умный, самый смелый, самый умелый воин, и пока он был таковым, он был и вождём. Всем было понятно, почему именно он является вождём, поэтому такую власть логично назвать рациональной. Власть была продолжением личностных качеств человека: он в буквальном смысле слова был властью.

С развитием цивилизации возникает принципиально иной вид власти. В работе «Иметь или быть» Эрих Фромм пишет: «С образованием иерархически организованных обществ, гораздо более крупных и сложных, чем общества, где люди заняты охотой и собирательством, власть, основанная на компетентности, уступает место власти, основанной на общественном статусе. Это не означает, что существующая власть обязательно некомпетентна; это значит, что компетентность не является неотъемлемым элементом власти. Будь то власть монарха, компетентность которого определяется качествами, обусловленными случайным сочетанием генов, или бессовестного преступника, которому удаётся прийти к власти с помощью убийства или предательства, или, как это часто бывает в современных демократических обществах, власть людей, обязанных своим избранием фотогеничной внешности или той сумме денег, которую они в состоянии вложить в предвыборную кампанию, – во всех этих случаях между компетентностью и властью может не быть почти никакой связи.

Однако серьёзные проблемы имеют место даже тогда, когда власть устанавливается на основе компетентности: руководитель может оказаться компетентным в одной области и некомпетентным в другой – например, государственный деятель может обладать качествами, необходимыми для ведения войны, и оказаться несостоятельным в условиях мира; или же руководитель, которого в начале его карьеры отличали честность и мужество, может утратить эти качества, не устояв перед искушением власти; старость или физические недуги также способны привести к тем или иным видам деформации. И наконец, надо принять во внимание, что членам небольшого племени гораздо легче оценить поведение лица, облечённого властью, чем миллионам людей в рамках нашей системы, когда все, что им известно о кандидате, – это его искусственный образ, созданный усилиями специалистов по рекламе и пропаганде.

Каковы бы ни были причины утраты качеств, составляющих компетентность, в большинстве крупных и иерархически организованных обществ происходит процесс отчуждения власти. Первоначальная реальная или мнимая компетентность власти переносится на мундир или титул, её олицетворяющие. Если облечённое властью лицо носит соответствующий мундир или имеет соответствующий титул, то эти внешние признаки компетентности заменяют действительную компетентность и определяющие её качества. Король – воспользуемся этим титулом как символом власти такого типа – может быть глупым, порочным, злым человеком, то есть в высшей степени некомпетентным для того, чтобы быть властью; тем не менее, он обладает властью».

Как видим, второй тип власти радикально отличается от первого: он может совсем не зависеть от личностных качеств человека; «компетентный» в данном случае означает не «знающий» и «авторитетный» (1-е словарное значение слова), а «обладающий компетенцией», то есть «кругом полномочий и прав» (2-е значение). Всем нам ясно, что чем более компетентным, то есть знающим, умелым, ответственным, порядочным будет человек у власти, тем лучше он будет справляться со своими властными обязанностями, тем большего блага для общества он добьётся, используя свои полномочия и права. И наоборот: чем менее он соответствует своей властной должности, тем хуже будет всем, кто как-то зависит от его власти. Но хуже будет не только им – хуже будет и ему самому. Почему?

Нетрудно заметить, что носителем власти, основанной на общественном статусе, является уже не человек с подходящими для этого личностными свойствами, а безличная должность, звание, титул. Для того, чтобы обрести власть, человеку теперь совсем не обязательно быть личностно соответствующим власти – достаточно любым образом заиметь наделённую властью должность, звание, титул. Теперь не обязательно быть властью, главное – иметь власть, обладать ею как собственностью.

Что значит «власть как собственность»? Это значит, что её нужно добиваться, как добиваются любой собственности; это значит бояться потерять её, как можно потерять любую собственность; это значит бороться за её сохранение и умножение, как мы боремся за сохранение и умножение всей прочей нашей собственности. Этой борьбе, вдохновляемой надеждой умножить и страхом потерять, мы отдаём всё. В главе 6-й, посвящённой власти как иллюзии счастья, было показано, что мы жертвуем ей силами, нервами, здоровьем, временем, деньгами, отношениями с близкими и друзьями, самоуважением, наконец – самими собой. Как мы уже знаем, приносить такие жертвы власти – это удел ущербных людей. Такой удел счастливым быть не может. И теперь нам нетрудно понять главные причины этой невозможности.

Мы уже знаем, что счастье – это прежде всего свобода от страхов. Власть как собственность, как обладание не только не помогает нам освободиться от главных человеческих страхов, но, наоборот, усиливает их. Навязывая нам свою циничную мораль, разрушая наши отношения с людьми, она делает нас всё более одинокими. Она всё чаще будит в нас страх бессмысленности жизни, заставляя всё сильнее сомневаться в том, что все наши жертвы ради власти стоили того. Власть как обладание рано или поздно заставляет нас совершать поступки, за которые нам придётся отвечать на последнем суде. Какими бы циниками или атеистами мы ни были, мы не можем исключить возможность такого суда, и эта возможность со временем будет всё сильнее тревожить нас, усиливая естественный страх смерти. Подстёгивая главные экзистенциальные страхи, власть как собственность порождает ещё и множество иных, помельче (страх потери власти, страх предательства союзников, страх разоблачений, страх потери богатства, страх за своих близких и т. д., и т. п.). А ведь страх, как нам известно, – главный антагонист счастья.

Мы уже знаем и то, что счастье – это любовь к себе, это дружелюбное отношение к другим, это гармония с миром, частицей которого мы являемся. Но власть как собственность решительно исключает такие отношения. Подчинить всего себя обладанию властью – значит ставить обладание властью выше себя, значит любить себя меньше чем власть. Если власть как собственность не даёт нам по-настоящему любить себя, то уж тем более она не даст нам возможности любить других людей. Как можно дружелюбно относиться к ближнему, если видишь в нём лишь того, кто интригами и происками может отнять у тебя самое дорогое – власть? Важно и то, что в основе дружелюбия лежит презумпция равенства всех людей, но для человека, обладающего властью, не существует понятия равенства. Эрих Фромм писал об этом ещё в книге «Бегство от свободы» (1941): «В авторитарной философии нет понятия равенства. Человек с авторитарным характером может иногда воспользоваться словом „равенство” в обычном разговоре – или ради своей выгоды, – но для него это слово не имеет никакого реального смысла, поскольку относится к понятию, которое он не в состоянии осмыслить. Мир для него состоит из людей, имеющих или не имеющих силу и власть, то есть из высших и низших». Если так, то какое тут может быть дружелюбие?