Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

Наконец, ещё об одном. Обладание властью, то есть отношение к власти как к собственности, делает их – власть и собственность – почти неразличимыми, перетекающими одно в другое, что естественно: власть— это собственность, а борьба за собственность требует власти. Об этом доходчиво сказал Эрих Фромм в работе «Иметь или быть»: «Принцип обладания, то есть установка на собственность и прибыль, неизбежно порождает стремление к власти – фактически потребность в ней. Чтобы управлять людьми, мы нуждаемся во власти для преодоления их сопротивления. Чтобы установить контроль над частной собственностью, нам необходима власть, ведь нужно защищать эту собственность от тех, кто стремится отнять её у нас, ибо они, как и мы сами, никогда не могут довольствоваться тем, что имеют; стремление обладать частной собственностью порождает стремление применять насилие для того, чтобы тайно или явно грабить других. При установке на обладание счастье заключается в превосходстве над другими, во власти над ними и в конечном счёте в способности захватывать, грабить, убивать». Эту мысль Фромма важно понять правильно: захватывают, грабят, убивают не только ради того, чтобы обладать богатством, но и ради того, чтобы обладать властью, любовью, знанием и многими другими вещами; однако не богатство, не власть, не любовь сами по себе толкают на это, а именно отношение к ним как к собственности, стремление обладать ими, «иметь» их.

Как видим, обладание властью усиливает и без того чувствительные для нас страхи одиночества, смерти и бессмысленности жизни, при этом почти исключая для нас возможность по-настоящему любить себя, любить других, любить мир. Из этого следует, что обладание властью как собственностью противоречит логике жизни, а потому ничего хорошего принести не может. Вот откуда берётся весь тот связанный с нею негатив, о котором мы говорили в 6-й главе «Власть: дар Божий, проклятие или болезнь?». Но – повторюсь – важно понять: проклятие лежит не на власти вообще, не на любой власти, как считают анархисты и как нередко считаем мы, бездумно повторяя известный афоризм о том, что любая власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно: как и в случае с богатством, проклятие лежит лишь на власти как собственности, лишь на власти в статусе «иметь».

Редкое рассуждение о природе власти обходится без цитирования этого афоризма об абсолютном развращении абсолютной властью, высказанного в конце XIX века английским историком и политиком, кембриджским профессором Джоном Дальбергом-Актоном. У него несомненно были некоторые основания для такого заключения, но лишь некоторые. История – от древней до новейшей – даёт нам немало примеров, когда люди, обладавшие властью, даже и абсолютной, оказывались людьми высоконравственными, скромными, мудрыми, лишёнными какой бы то ни было развращённости.

Так, история императорского Рима помнит не только садистов, психопатов и убийц Калигулу, Нерона, Коммода или Каракаллу, но и Юлия Цезаря, Октавиана Августа, Константина Великого, навсегда ставших образцами мудрого правления. Целый период в римской истории (96–180 годы нашей эры) стал веком «пяти хороших императоров» – пяти последовательно правивших представителей династии Антонинов: Нервы, Траяна, Адриана, Антонина Пия и Марка Аврелия. Это был век высшего расцвета Римской империи.

История США помнит не только президента Уоррена Г. Гардинга – донжуана, картёжника, безответственного болтуна, честно признававшегося, сидя в Овальном кабинете Белого дома: «Я не пригоден для этого офиса и никогда не должен был быть здесь». Эта история помнит и президента Джорджа Вашингтона, не раз признававшегося: «Я не могу лгать».

Томаш Гарриг Масарик, сын поварихи, ставший профессором Карлова университета в Праге, первым президентом независимой Чехословакии, одним из авторитетнейших европейских политиков межвоенного двадцатилетия, так сформулировал своё политическое и жизненное кредо: «Всякая разумная и честная политика есть реализация и укрепление принципов гуманизма. Политику, как и всё, что мы делаем, следует подчинять этическим принципам. Политику, как и всю жизнь человека и общества, я не могу понимать иначе как sub specie aeternitatis». Подзабывшим латынь напомню, что это означает «перед лицом вечности».

Современная история Африки помнит не только императора Центральноафриканской империи Жана-Беделя Бокассу – тирана, убийцу и людоеда в совсем не метафорическом значении этого слова. Она помнит и южноафриканского подвижника Нельсона Манделу, которому борьба за человеческие права его сограждан стоила 27 лет тюрьмы, человека, отмеченного Нобелевской премией мира, избранием президентом ЮАР, мудрым правлением и удивительным долголетием.

Эти примеры позволяют понять, что более прав был Бернард Шоу, когда сказал: «Власть не развращает людей, но дураки, забравшиеся на вершину власти, развращают власть». Эти примеры напоминают нам о том, что к власти могут приходить и люди, которые достойны её по своим личностным качествам, которые видят во власти прежде всего ответственность перед миром, людьми и собой, которые способны не просто обладать властью, но быть ею. Судьба может ставить перед ними очень трудные задачи, но в их жизни не будет того негатива, который обычно связан с властью. И это закономерно.

Если ты по своим знаниям, компетенциям, человеческим качествам способен быть властью, то ты сможешь реализовать себя и вне власти, ты самодостаточен, ты не вынужден бороться за неё для самоутверждения. Ты можешь решить идти во власть, чтобы наилучшим образом реализовать свой личностный потенциал, чтобы сделать нечто полезное для общества. Тогда тебе тоже придётся, как и всем другим, участвовать в выборах, стараться донести свои идеи до людей, участвовать в конкурентной борьбе. Но твои знания и умения помогут тебе стать понятным твоим избирателям, твои ответственность и порядочность привлекут к тебе симпатии людей. Тебе не нужно будет изображать из себя компетентного и нравственного человека, ведь ты таков и есть, тебе не нужно будет ломать комедию перед избирателями и ломать себя, чтобы справиться с ролью в этой комедии.

Если ты способен быть властью, если ты самодостаточен, ты не боишься её потерять. Чем меньше властитель является властью, тем больше он обладает ею и тем больше он боится потерять её, тем больше он стремится утвердить и обезопасить её любой ценой, не считаясь ни с какой нравственностью. Мы привыкли видеть в этом извечный аморализм власти, но нам важно понять: это извечный аморализм не власти вообще, а власти как обладания. Ставший уже легендой, необыкновенно харизматичный Уинстон Черчилль, яркое олицетворение власти как бытия, говорил: «Нет никаких сомнений, что власть гораздо приятней отдавать, чем брать». Человеку, олицетворяющему власть как обладание, такое никогда не пришло бы в голову. Но у власти как бытия совсем иная этика.