Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

Однако вот что странно: в разные времена взрослые люди, известные своей мудростью, говорили о необходимости именно уважать детство и детей. Живший в I веке нашей эры древнеримский поэт Ювенал заметил: «Детству следует оказывать величайшее уважение». В XX веке Януш Корчак своей небольшой книжке даст заглавие «Право ребёнка на уважение», и закончит он её обращением к взрослым: «Уважайте, если не почитайте, чистое, ясное, непорочное святое детство!» Через несколько десятилетий Ошо Раджниш будет убеждать молодых матерей: «К ребёнку нужно относиться с большим уважением, как к взрослому» (книга «О женщинах»).

– Далось им это уважение, – скажет кто-нибудь из читателей, – прямо жизни нет без него.

А ведь это и вправду так. Попробуйте «вынуть» уважение из ваших отношений с другими взрослыми людьми. Даже если вы хорошо знаете своё дело, долго ли вы проработаете в коллективе с людьми, которых вы не уважаете и которые не уважают вас? Легко ли жить с соседями, которые не питают к вам ни малейшего уважения? Десятиминутная поездка в трамвае с пристающим ко всем хамом портит настроение на целый день. Во что превратится жизнь всех нас как общественных животных, если из неё вынуть стержень взаимного уважения прав друг друга? Трудно даже представить, правда? А с детьми, оказывается, можно так строить отношения. Не это ли делает детство драмой?

– Ну, ладно, – скажет читатель, – если всё так серьёзно, я, может, и соглашусь уважать детство и детей, но при условии, что вы объясните мне, за что именно я должен их уважать.

Что ж, попробую объяснить. Начнём с детства. Родители во все времена привычно жалуются на то, как нелегко с новорождённым: говорить он не умеет, объясниться с ним невозможно, трудно понять, почему он расплакался, что у него болит, чего он сейчас хочет, что его испугало, и т. д., и т. п. А теперь представьте себе, а каково ему, ребёнку. Ведь это существо совсем иное, чем мы. Мудрый Лев Толстой заметил: «От пятилетнего ребёнка до меня только шаг. От новорожденного до меня страшное расстояние». Рождаясь, ребёнок входит в абсолютно незнакомый мир, населённый абсолютно незнакомыми ему существами. И он должен привыкнуть к ним, освоить их язык, понять их психологию, научиться общаться с ними, и всё это при отсутствии опыта, развитого сознания, будучи совершенно беспомощным. Как же страшно должно быть ребёнку в этом незнакомом мире!

Мы, взрослые, обладая памятью, жизненным опытом, знаниями, навыками, больше всего боимся смерти. Но то, что мы сегодня знаем о «жизни после жизни», выглядит совсем не так пугающе, как жизнь сразу после рождения. Об этом ещё три четверти века назад выразительно сказала известный теософ, основатель движения «Нью эйдж» («Новая эра») Алиса Бейли: «Но одиночество после смерти… ничто в сравнении с одиночеством рождения. При рождении душа находит себя в новой среде и в теле, сначала совсем не способном ни заботиться о себе, ни установить разумный контакт с окружающими условиями жизни. Это происходит на протяжении длительного времени. Человек воплощается, ничего не зная о том, что представляет собой, что означает для него та группа воплощённых душ, с которой он оказывается связанным. Только постепенно это одиночество проходит, по мере того, как он устанавливает свой собственный личностный контакт, открывает тех, кто близок ему по духу, и, наконец, собирает вокруг себя тех, кого называет своими друзьями. После смерти человека происходит иной процесс. Поскольку по ту сторону занавеса человек находит тех, кого знает и с кем был связан в своей жизни в физическом плане, он не так одинок, как понимают одиночество люди. Одновременно он воспринимает тех, кто живёт в физических телах. Он может видеть, настроиться на их эмоции и мысли, потому что ему теперь не мешает физический мозг. Если бы только люди знали больше, то боялись бы не смерти, а рождения, ибо именно оно неволит душу, тогда как физическая смерть – первый шаг на пути освобождения».

Именно так относятся к смерти и рождению те философские системы, для которых жизнь – цепь перерождений. Высшее благо для человека – нирвана, предполагающая выпадение из колеса сансары, то есть прекращение перерождений, ведь каждая новая жизнь – это новые страдания и испытания. При этом в каждой новой жизни самый трудный, самый беспомощный, самый страшный период – младенчество. Наверное, не зря мудрая природа лишила всех нас памяти о нём: нам было бы потом слишком трудно жить с грузом таких воспоминаний.

Так думает не только эзотерика. Эрих Фромм в «Искусстве любить» (1956) говорит о том же: «Если бы милостивая судьба не оберегла младенца от способности осознать тревогу, сопровождающую отделение от матери и конец его внутриутробного существования, в момент рождения он испытал бы страх смерти».

Период детства уже не так страшен, как период младенчества, но и он невероятно труден. Да, мы уже освоились в мире жизни не хуже некоторых взрослых, мы уже умеем говорить не хуже некоторых взрослых, мы часто не хуже взрослых понимаем, что происходит вокруг нас. Но очень часто взрослые совершенно не понимают нас, при этом мы полностью зависимы от них, и взрослые не забывают напоминать нам об этом. Никогда потом в жизни мы не бываем столь бесправны и несвободны. А ведь есть не только семья, есть ещё и школа. Взрослые, давно забыв все беды и горести школьных лет, способны вспоминать те годы с умилением. А ведь тогда, будучи школьниками, они, наверное, чувствовали то же, что более или менее остро всегда чувствовал каждый ученик. Вот как передаёт это ощущение нобелевский лауреат Герман Гессе в рассказе «Душа ребёнка»: «В школе всё опять казалось безотрадным, мёртвым и удручающим, соединившись в том уже знакомом мне чувстве бессилия и отчаяния, которое говорит нам, что время бесконечно, что мы на годы, навеки останемся маленькими и безответными под гнётом этой дурацкой, противной школы и что вся жизнь бессмысленна и отвратительна». Не стоит обольщаться мыслью о том, что за столетие, прошедшее от времени написания этого рассказа, школа стала иной: меняются предметы и учебники – дух школы остаётся прежним.

Всё та же и сегодня природа младенчества, всё та же и сегодня природа детства, в котором, как во времена Канта, как во времена Кушнера, всё тот же гнёт дисциплины, всё та же несвобода, всё те же страх и трепет. И потому всё та же и сегодня школа – школа-казарма, школа-каторга, основанная на принуждении к тяжёлому и по большей части бессмысленному труду. И потому и сегодня детство – трудное время, самое трудное время в нашей жизни. И уже за одно это его стоит уважать.

– Ну, а дети, – спросят меня, – их-то за что уважать наравне со взрослыми?

А дети, как оказывается, не просто ровня взрослым – они лучше, совершеннее и потому куда больше взрослых заслуживают уважения. Не верите? Приведу вам пару сугубо научных фактов, а также мнения людей, которым трудно не доверять.