Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

Большинству из нас знакомы хотя бы отдельные мгновения нашей собственной спонтанности, которые становятся и мгновениями подлинного счастья. Это может быть свежее и непосредственное восприятие пейзажа, или озарение после долгих размышлений, или необычайное чувственное наслаждение, или прилив нежности к другому человеку. В эти моменты мы узнаем, что значит спонтанное переживание и чем могла бы быть человеческая жизнь, если бы эти переживания, которые мы не умеем культивировать, не были столь редки и случайны».

Непосредственность ребёнка связана с его естественной способностью жить в настоящем времени, в этом мгновении, здесь и сейчас. Об этом ещё в XVII веке сказал французский философ Жан де Лабрюйер: «У детей нет ни прошлого, ни будущего, зато в отличие от нас, взрослых, они умеют пользоваться настоящим». Через два столетия, напомню, об этом скажет в своих «Жизненных наставлениях» Далай-лама XIV: «Когда я был монахом в Шигатсе, я видел детей, играющих в долине Тсангпо, позже я познакомился с детьми больших городов, детьми из Лондона, Дели и Дхарамсалы. Их игры, их сооружения не направлены ни на прошлое, ни на будущее. У них только одна-единственная цель: получить чистейший алмаз настоящего момента». Выразительно сказал об этой особенности детей Ошо Раджниш: «Каждый ребёнок рождается с прекрасно развитыми ощущениями. Понаблюдай за ним. Когда ребёнок смотрит на что-нибудь, он полностью поглощён объектом своего внимания. Когда он играет со своими игрушками, его полностью поглощает игра. Когда он смотрит, он просто становится зрением. Посмотри в глаза ребёнка. Когда он слушает, то просто становится слухом. Когда он ест что-нибудь, он весь там, он сосредоточен на своём языке. Он становится просто вкусом. Посмотри, как ребёнок ест яблоко. С каким пылом! С какой энергией! С каким восторгом! Посмотри, как ребёнок гоняется за бабочкой в саду, он настолько поглощён, что даже если бы Бог предстал перед ним, он бы Его не заметил. Какое прекрасное, медитативное состояние, и безо всякого усилия. Посмотри, как ребёнок собирает морские ракушки на берегу, как будто это алмазы. Всё приобретает ценность, когда чувства живы. Всё становится ясным, когда чувства живы.

Повзрослев, тот же ребёнок станет относиться к реальности так, как будто она спрятана за грязным стеклом. Слой дыма и пыли покрыл стекло, а ты спрятан за ним, ты наблюдаешь. Из-за этого всё выглядит скучным и мёртвым. Ты смотришь на дерево, и дерево кажется тебе унылым, потому что твои глаза неживые. Ты слышишь песню, но к ней у тебя нет никакого интереса, потому что твои уши неживые. Ты можешь слушать Будду, но ты будешь не в состоянии оценить его слова, ибо твой разум неживой» (книга «О женщинах»).

«Дети сразу и непринуждённо осваиваются со счастьем, ибо они сами по природе своей – радость и счастье», – писал в XIX веке великий французский писатель Виктор Гюго. В 1-й главе этой книги было показано, как изобретательны взрослые в своём нежелании быть счастливыми. Это ли не признак деградации?

Ещё об одном таком признаке сказал в своё время Лев Толстой: «С возрастом мы теряем способность радоваться».

В книге Григория Померанца и Зинаиды Миркиной «Работа любви» (2013) читаем: «Ребёнок не сможет объяснить смысл своей жизни, но его жизнь полна смысла. Взрослые могут хорошо рассуждать о смысле жизни, но это не значит, что их жизнь действительно имеет смысл». Замечание очень тонкое и точное. Теперь, после того, что было сказано о смысле жизни, мы сможем понять эту мысль. Мы говорили о том, что человеческая жизнь протекает в диапазоне от биологического существования до бытия, что смысл нашей жизни в том, чтобы поднять её до уровня бытия. Нам нечасто это удаётся, обычно – уже в преклонные годы. А вот детям это дано изначально: их спонтанная жизнь в настоящем мгновении – это бытие. И потому их жизнь полна смысла, хотя рассуждать об этом они ещё не научились. Валерий Губин пишет об этом: «Чистое существование для человека возможно или только в младенчестве и в первые годы детства, когда он ещё не отягощён никакими грехами, у него нет никакого разлада между сущим и должным, нет никакой вины, или в той стадии зрелости или мудрости, которой человек достигает специфическим усилием».

Не потому ли у каждого народа есть поговорки о том, что старый и малый – одно и то же, поговорки о схожести детства и старости? Не потому ли дети так легко находят общий язык именно со стариками? Вот интересный пример этому, о котором не так давно рассказала английская газета The Daily Mail. В одном из домов престарелых Сиэтла (США) осуществляется уникальная программа – 5 дней в неделю пожилые люди тесно общаются с воспитанниками детского сада, расположенного в том же здании. В посвящённом этой теме документальном фильме, который сняла научный сотрудник университета Сиэтла Эван Бриггс, показано, как происходит общение между двумя столь разными возрастными группами – жителями дома престарелых, средний возраст которых составляет 92 года, и детсадовцами в возрасте до пяти лет. В течение дня дети и пенсионеры много времени проводят вместе – рисуют, лепят, поют, играют, разговаривают и даже делают сэндвичи для бездомных. Пожилые люди читают детям книжки или рассказывают им сказки и истории. По словам руководителя программы, благодаря детям пожилые люди, живущие в этом доме престарелых, более оптимистичны, энергичны и самостоятельны, чем их ровесники из других подобных заведений. У них больше социальных связей и хороших воспоминаний. Что касается детей, то повышенное внимание со стороны взрослых помогает им научиться общаться, а присутствие стариков, многие из которых прикованы к инвалидным креслам, плохо слышат и видят, учит доброте, терпению, толерантности и другим прекрасным человеческим качествам. В ещё одной сцене фильма плохо слышащий пожилой мужчина опять и опять просит маленького мальчика повторить своё имя, и тот терпеливо повторяет до тех пор, пока старший друг не произнёс его правильно. Такого запаса терпения не найдёшь и у многих взрослых, – отмечает автор фильма.

Сопоставление детей и взрослых нередко порождает впечатление, что они существа разной природы, разных биологических видов. Если считать, что они просто находятся на разных ступенях развития, то совершенно ясно, что на более высокой ступени находится именно ребёнок: он естественнее, спонтаннее, талантливее, мудрее, добрее, моральнее. Живя настоящим, живя бытием, он живёт совсем иначе, чем взрослый.

Он и умирает иначе, чем взрослый, совсем по-другому воспринимая приближающуюся смерть. В книге Петра Калиновского «Переход. Последняя болезнь, смерть и после» читаем: «Елизавета Кюблер-Росс по специальности детский врач, психиатр. Она пишет, что дети знают, что они умирают, но знают это сердцем, а не головой. Они говорят об этом, не боятся и умирают очень хорошо. Чем младше ребёнок, тем больше он знает. Дети в это время могут видеть уже умерших, особенно тех, кого они любили. Сидя у постели тяжелобольного ребёнка, она разговаривала с ним. На свой вопрос часто получала ответ: „Нет, мне теперь хорошо, папа и Петя ждут меня”. Отец и брат больной девочки умерли раньше». Как не похоже это спокойное мудрое приятие смерти на истерический страх взрослых!