Рахель Торпусман - Синтаксис личности. Пособие по типологии Афанасьева

___________________________________________________________________

Трудно даже поверить, что такое возможно – как будто автор сам не помнит, что он писал на соседних страницах!

Еще пример. Все шесть сохранившихся подписей Шекспира, пишет Гилилов, выглядят очень коряво, – разве мог человек, написавший столько книг, писать так плохо?

Но ведь сам же он и указывает (с. 123), что все сохранившиеся подписи относятся к 1612—1616 годам, то есть к последним годам жизни Шекспира! А на стр. 87 он пишет: «Именно 1612—1613 годами датируется прекращение творческой активностиУильяма Шекспира – Великий Бард, как нам сообщают, не написал больше ни одной строки, хотя умер только в 1616 году».

В 1612 году Шекспиру было 48 лет, через 4 года он умер. Для тех времен это был не такой уж молодой возраст. Вспомним также, что Первая Физика предрасположена к ранним сердечно-сосудистым заболеваниям, в частности, к инсультам. Что же удивительного, если возраст и болезни не только прервали творчество Шекспира, но и отразились на его почерке?

* * *

В книге Гилилова множество ошибок, о которых можно говорить долго, но не хочется. Вообще она написана удивительно бессвязно. Причем каждый пассаж в отдельности вроде бы логичен, но когда пытаешься охватить их вместе – словесная ткань расползается, не ухватишь…

Гилилов исключительно многословен. Например, пространное рассуждение о датировке некоего сборника он подытоживаеттак: « Основываясь на всей совокупности свидетельств, содержащихся в каждом из сохранившихся экземпляров честеровского сборника, а также в историческом и литературном контексте эпохи, я определил время издания сборника 1612—1613 годами » – хотя можно было написать значительно короче, например: « Всё этоприводит нас к выводу, что сборник был издан не в 1601 году, а в 1612—1613».

По всей видимости, эту книгу написала очень дисгармонизированная Третья Логика.

Вот еще одна ее примета. Третья Логика очень не хочет слышать слово «дурак» в свой адрес, зато частенько употребляет его в адрес других. И вот на стр. 334 мы читаем: « Ведь только законченный дурак не увидел бы, что из него делают посмешище !»

Но, может быть, это слово встречается в книге лишь один раз, случайно? Нет:

« Джон Брайт… высказался по этому поводу весьма лаконично и сверхкатегорично: „Всякий, кто верит, что этот человек – Уильям Шакспер из Стратфорда – мог написать „Гамлета“ и „Лира“ – дурак“ » (стр. 101).

Так вот из какого сора выросла книга Гилилова! Ему не важен был ни Шекспир, ни исторические факты. Ему нужно было доказать миру, что он не дурак.

(Кстати, возможно, и у неизвестного нам Джона Брайта Логика была Третьей, если он так охотно прибегает к этому слову?)

Здесь необходимо оговориться. Третью Логику никак нельзя ассоциировать непременно с глупостью и бессвязностью. Третья Логика была, по всей вероятности, и у великого мусульманского философа Аль-Газали, и у великого иудейского философа Маймонида, и у Гёте – одного из лучших писателей Европы, замечательного ученого и политика, и у царя Соломона, считавшегося мудрейшим человеком на земле. Третья Логика не помешала Лермонтову написать «Героя нашего времени», который единогласно оценивается как одна из вершин русской прозы, а Юлию Цезарю – одну из вершин латинской прозы, «Записки о Галльской войне».

Кстати, в наше время, при нынешней системе образования, именно Третья Логика имеет больше шансов на гармонизацию, чем остальные Третьи функции, так как учеба дает ей терапию.

А книга Гилилова демонстрирует, на что способна дисгармонизированная Третья Логика. В принципе, в этой книге немало интересного и важного, она сообщает массу малоизвестных фактов – но до них трудно докопаться через толщу многословных рассуждений и категорических, но неверных заявлений.

Эта книга – важный отрицательный пример, показывающий Третьей Логике, какого результата следует остерегаться при написании научной работы.

Таким образом, можно сказать, что Гилилов все-таки внес ценный вклад в науку, хоть и не в ту, в которую намеревался.

Пользуясь открытием Афанасьева, можно попробовать определить психотип Омара Хайяма – или, вернее, автора стихов, известных под этим именем.

Википедия сообщает: « Гиясадди́н Абу-ль-Фатх Ома́р ибн Ибрахим аль-Хайя́м Нишапури́ (18 мая 1048, Нишапур — 4 декабря 1131, там же) — персидский поэт, философ, математик, астроном, астролог. Внёс вклад в алгебру построением классификации кубических уравнений и их решением с помощью конических сечений. В Иране Омар Хайям известен созданием самого точного из реально используемых календарей. Через 60 лет после смерти Хайямаему стали приписывать четверостишия (рубаи), которые в XIX веке принесли ему всемирную славу. Вопрос о принадлежности этих рубаи реальному Омару Хайяму остаётся открытым ».

Что ж, давайте сделаем то же самое, что мы сделали с Шекспиром: внимательно прочтем стихи, приписываемые Хайяму, и посмотрим, какой психотип виден за ними – независимо от того, кто их написал.

Как известно, четверостишия Хайяма одно за другим сетуют на бренность и краткость жизни, на отсутствие загробной жизни, на диктат религии и обстоятельств, и в качестве утешения предлагают радости тела, искусства и алкоголя:

Когда плачут весной облака – не грусти.

Прикажи себе чашу вина принести.

Травка эта, которая радует взоры,

Завтра будет из нашего праха расти . 52 52 Здесь и далее – переводы Германа Плисецкого. Я сверила их с подстрочниками по изданию: «Омар Хаййам. РУБА‘ИЙАТ» (перевод Р. М. Алиева и М. Н. О. Османова, под редакцией Е. Э. Бертельса, часть 2, М., Изд-во восточной литературы, 1959) и не нашла расхождений.

Ранним утром, о нежная, чарку налей,

Пей вино и на чанге играй веселей,

Ибо жизнь коротка, ибо нету возврата

Для ушедших отсюда… Поэтому – пей!

Жизнь в разлуке с лозою хмельною – ничто.

Жизнь в разладе с певучей струною – ничто.

Сколько я ни вникаю в дела под луною:

Наслаждение – все, остальное – ничто!

Да ведь это один в один философия Эпикура, эпикурейство.

Итак, автор рубайят – эпикур ? 1 Физика, 2 Логика, 3 Эмоция и 4 Воля? Давайте проверим.

Вот явные свидетельства Четвертой Воли:

Управляется мир Четырьмя и Семью.

Раб магических чисел – смиряюсь и пью.

Все равно семь планет и четыре стихии

В грош не ставят свободную волю мою!

В этом мире на каждом шагу – западня,

Я по собственной воле не прожил и дня.

Без меня в небесах принимают решенья,