Ева Иллуз - Почему любовь ранит? Социологическое объяснение

Социобиологи, панглоссы (Панглосс в повести Вольтера «Кандид» — учитель Кандида, философ и оптимист) нашего времени объяснили бы связь воображения и разочарования как результат неизбежных биологических механизмов, которые служат более возвышенным эволюционным целям. Как мы уже отмечали в главе 5, во время любви мозг выделяет различные химические вещества, которые вызывают эйфорию и склонность предаваться мечтам о другом человеке [512] В частности, глубокая романтическая любовь, идеализирующая конкретного партнера, связана с серотонином, дофамином и норадреналином. . Поскольку эти вещества остаются в организме ограниченный промежуток времени (до двух лет), романтические фантазии и эйфория вскоре преобразуются либо в спокойную привязанность, либо в то, что некоторые переживают как разочарование. Возможно, более распространенная точка зрения предполагает, что любовь в большей степени, чем другие чувства, должна неуклонно справляться с присутствием другого в институционализированных, рутинных рамках и переходить от интенсивности к непрерывности, от новизны к близкому общению, тем самым делая «разочарование» экзистенциально присущим опыту любви.

Я утверждаю, что разочарование в партнере, в жизни, в отсутствии страсти — это не только частный психологический опыт или проявление предопределенности гормонов, но и господствующий эмоциональный стереотип. Вот как Маршалл Берман рассматривает разницу между современной личностью и личностью прошлого: «Человек, вся будущая жизнь которого уготована ему при рождении, который пришел в этот мир только для того, чтобы заполнить ранее существовавшую нишу, будет, вероятно, гораздо менее разочарован, чем человек, живущий в условиях нашей современной системы… где пределы амбиций не определены социально». Это происходит потому, что, хотя «членство в жестко организованном обществе может лишить человека возможности реализовать свои особые таланты, оно дает ему эмоциональную безопасность , которая почти неведома нам» [513] Берман М. Политика подлинности: радикальный индивидуализм и становление современного общества. NY: Atheneum, 1970. С. 90 [ Berman M. The Politics of Authenticity: Radical Individualism and the Emergence of Modern Society. New York: Atheneum, 1970. P. 90]. (курсив мой. — Автор ). Современным отношениям не хватает эмоциональной безопасности, иначе говоря, они всегда на грани разочарования.

Более того, не только само разочарование является современной особенностью любви, но и его предвкушение. Как говорит главная героиня сериала «Секс в большом городе» (Sex and the City) : «Каждый раз, когда мужчина говорит мне, что он романтик, мне хочется кричать. Все это означает, что у мужчины романтический взгляд на вас, и, как только вы становитесь реальной и перестаете вписываться в его фантазии, он теряет к вам интерес. Вот что делает романтиков опасными. Держитесь от них подальше» [514] Бушнелл К. Секс в большом городе. NY: Warner Books, 1996. С. 6 [ Bushnell C. Sex and the City. New York: Warner Books, 1996. P. 6]. . Предвкушая чужое (или собственное) разочарование эта героиня показывает свой современный характер, отличаясь от Эммы Бовари именно в этом аспекте.

Я предполагаю, что для того, чтобы мечты и воображение разочаровывали, они должны быть определенным образом связаны с реальностью, я имею в виду, что должны существовать особенные способы — и трудности — для перехода от воображаемого к действительному.

В своих знаменитых «Воображаемых сообществах» ( Imagined Communities ) [515] Андерсон Б. Воображаемые сообщества: размышления о происхождении и распространении национализма. London: Verso, 1991 [ Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. London: Verso, 1991]. Бенедикт Андерсон предполагает, что способы воображения сообществ различаются не с точки зрения того, являются ли они истинными или ложными, а скорее с точки зрения их стиля . Воображение, или культурно и институционально организованное развертывание фантазии, не является абстрактной или универсальной деятельностью ума. Скорее, оно имеет культурную форму, которая специфическим образом связывает его с реальностью. Иными словами, разочарование по своей сути не связано с деятельностью воображения. Это можно проиллюстрировать, исходя из противоположного , на примере средневекового воображения. Средневековое воображение было поглощено адом и раем. Рай считался территорией богатства и изобилия, которая определялась и рассматривалась как географическое пространство, а не история с четкой повествовательной линией. Бо́льшая часть дискуссий вокруг рая касалась его местоположения и его обитателей. Воображение вращалось вокруг мифических областей. Как выразился Жан Делюмо, рай не только существовал, он даже увеличился в XVII столетии. Тогда мечтали о «золотом веке, островах счастья, об источнике молодости, об идиллии пасторальных сцен и земле изобилия. <���…> [Н]икогда прежде на Западе сады не занимали такого видного места и не ценились так высоко» [516] Делюмо Ж. История Рая: Райский сад в мифах и традициях. NY: Continuum, 2000 [1992]. С. 117 [ Delumeau J. History of Paradise: The Garden of Eden in Myth and Tradition. New York: Continuum, 2000 [1992]. P. 117]. . Таким образом, рай когнитивно представляли как географическое образование, определяемое его водными территориями и пышной растительностью. В XV в. он стал местом вечной молодости и вечной любви, существующей вне пространства и времени. Это представление о рае имеет две характеристики: оно не сконцентрировано на четких персонажах и сюжетных линиях и не подвержено разочарованию как таковому. В Средневековье люди верили, что рай реален, что он существует где-то далеко за морем, и их воображению не было необходимости противостоять реальности в том смысле, что оно не сталкивалось с проблемой управления переходом от воображаемого к действительному [517] Там же. . Когда рай был утрачен в течение XVI в. (т. е., когда люди перестали верить, что он находится где-то в реальном мире), он стал объектом ностальгического желания. Рай рассматривался как средство утешения или как способ украсить повседневную жизнь, но с культурной точки зрения он не был связан ни с предвосхищающими эмоциями, возникавшими в реальной жизни, ни с проблемой разочарования. Скорее, работа воображения стала источником разочарования, мобилизованного романами. Говоря точнее, когда воображение стало более реалистичным, т. е. ориентированным на реальные, повседневные объекты, и когда оно стало демократичным, направленным на объекты или ощущения, в принципе доступные кому угодно, его стала преследовать проблема перемещения между воображаемыми ожиданиями и ограничениями повседневной жизни. Разочарование стало спутником любовных переживаний именно по мере развития воображения в этой сфере и укрепления его связи с повседневной жизнью.