Дмитрий Филиппов - Игры сознания. Нейронаука / психика / психология

Справедливости ради надо сказать, что термины в психиатрии иногда меняются по причинам, формально находящимся вне психиатрической науки.

Подходящий пример – Япония. Отказ от японского слова, обозначающего шизофрению, в Японии произошел по инициативе сообщества родственников больных людей. Это слово приносило с собой лишнее напряжение в социальную жизнь пациентов. Отказаться от одного слова и взять другое слово – несложно. Было решено, что термин не так уж ценен, если он не отражает этиологию [24] Этиология – причины и условия возникновения болезни. , симптоматику и характер болезни, а лишь маркирует некий набор явлений психической жизни.

Для японцев «болезнь расколотого сознания» (так иероглифами передается греческое слово «шизофрения») – не просто неудобная этикетка, которую захотелось заменить на новую. В 1930-е гг. японская психиатрия заимствовала вместе со словом «шизофрения» крепелиновское учение о том, что это слово обозначает. Западное слово пришло в японский культурный контекст вместе со своими коннотациями, а именно вместе с представлением о том, что у больного шизофренией катастрофически нарушены ментальные процессы, у него ослаблена воля, он не может функционировать как полноценный член общества, и он неизлечим.

Был еще один нюанс. С самого начала изучения шизофрении исследователи обсуждали роль наследственности. Японию в то время увлекла мода на евгенику [25] Учение об улучшении человечества путем искусственного отбора или генных манипуляций. . 1930-е гг. – непростой период человеческой истории, когда политика сблизилась с разного рода учениями, предлагавшими радикальные способы переделки общества. Один из наиболее опасных гибридов получился в результате скрещивания политики и евгеники. В Японии эта тенденция воплотилась в Евгеническом законе 1940 г., обязавшем подвергать принудительной стерилизации психически больных.

Между прочим, с позиции японских националистов, евгеническая политика абсолютно неуместна в Японии. Правительство, берущееся чистить генофонд, ведет себя как зоотехник на ферме, но японцы – народ божественного происхождения, который невозможно сделать еще лучше.

Как бы то ни было, Евгенический закон отменили только в 1996 г. В свете воспоминаний о евгенике и теории чистоты расы японский термин, использовавшийся для обозначения шизофрении, обрел шлейф мрачноватых исторических ассоциаций. Этот вид стигмы понятен не одним японцам.

Так получилось, что к шизофрении прилепился не только имидж жуткой болезни, уничтожающей self, но и представление о том, что болеют этой болезнью люди, стоящие особенно низко в иерархии человеческих существ – не просто опасные для общества, но предопределенные к пожизненному несчастью. Есть мнение, что люди больше боятся соседства с больными, чье ненормальное состояние вызвано наследственностью (т. е. «родовым проклятьем»), а не социальными или психологическими причинами [6].

Вводя в 2002 г. новый термин («болезнь потерянной согласованности» или «расстройство, связанное с потерей координации мышления»), японские психиатры подчеркивали важность изменений, произошедших в науке о шизофрении. Эта болезнь больше не считается фатально неизлечимой, а больного не нужно отделять от человеческого сообщества, выгоняя его, как некогда выгоняли прокаженных.

В этом кроется духовная подоплека движения за переименование психических болезней. В представлении о такого рода недугах в обывательском сознании накопилось слишком много искажений. Через многие популярные идеи о проблемах с психикой просвечивает противоречивая и часто мешающая лечению тема судьбы . Наука вступает в контакт с этим нуминозным объектом – фатумом, предопределением, родовой судьбой – в области генетики.

Хорошо, что наука – это все-таки оптимистический проект в истории цивилизации. Ореол грусти, который окружает все, что связано с верой в существование неисправимых факторов вроде наследственности, по идее, должен рассеиваться в лаборатории ученого, желающего не только изучить природу, но и исправить ее. Начать эту работу можно с формальности – переместить обозначение болезни из семантического пространства, наполненного иррациональными верованиями, в пространство биологии.

Японский опыт показал, что ребрендинг шизофрении довольно быстро дает положительный результат. До переименования только 7 % врачей прямо сообщали пациентам, чем они больны. После переименования 78 % пациентов узнавали свой диагноз от врачей [7]. Врачи перестали стесняться и смело сообщали пациентам, как звучит их диагноз [8]. В России эта стеснительность, являющаяся обратной стороной стигматизации, заставляет психиатров шифроваться в присутствии пациентов и употреблять эвфемизмы типа «эс-си-эйч» (sch), только чтобы не произносить страшное слово .

Вместе с Японией на переименование решились корейские психиатры. Там термин «расстройство расколотого ума» был заменен на «нарушение внутренней сонастроенности». В Корее, кстати сказать, из тех же соображений был подобран новый перевод для «эпилепсии». В древности эпилепсия в Восточной Азии трактовалась как проявление одержимости злыми духами и название болезни, которым пользовались до последнего времени, содержало в себе намек на «сумасшествие». Новое корейское название эпилепсии – цереброэлектрическое расстройство [9].

В Гонконге с начала 2000-х гг. вместо китайского перевода слова «шизофрения» стали применять понятие «дисфункция мышления и восприятия». В Сингапуре официального переименования не произошло, но психиатры предпочитают вместо «болезни расколотого ума» говорить «нарушение мышления». На Тайване в 2012 г. приняли новый термин – «расстройство с нарушением функции мышления и восприятия».

В Европе есть свой опыт масштабного психиатрического ребрендинга. То, что раньше называли маниакально-депрессивным психозом, теперь называют биполярным расстройством. Оставив в стороне теоретическую сторону вопроса, можно сравнить звучание двух терминов. На эту тему проводились социологические исследования, и они показали, что в термине «маниакально-депрессивный психоз» люди улавливают отсылки к идее обреченности и неизлечимости. К тому же там присутствует слово «маньяк», крепко ассоциирующееся с серийными убийцами. «Биполярное расстройство» звучит менее пугающе. «Расстройство интеграции», одна из предлагаемых замен для слова «шизофрения», воспринимается обычными людьми как довольно безопасный с точки зрения социальной угрозы диагноз. Но желание дистанцироваться от человека с «расстройством интеграции» оказывается даже сильнее, чем настороженность в отношении человека с «шизофренией» [10].