Дмитрий Филиппов - Игры сознания. Нейронаука / психика / психология

Суть психобиологии в том, чтобы, держась в рамках материалистического монизма, признать человека особенным, психобиологическим существом, для описания которого лучше всего подходит язык биологии (не язык анатомии с физиологией и не философско-религиозный дискурс).

Кроме Мейера на DSM-1 в определенной степени повлиял психоанализ. Взять, например, вполне фрейдистское диагностическое определение «психоневротического расстройства»: тревога, которая оказывается под автоматическим контролем защитных систем вроде депрессии, фобии, навязчивости и т. д.

Мейеру нравилась в психоанализе идея о происхождении болезней в результате жизненных событий. Во многом благодаря Мейеру психоанализ был принят академическими кругами США, в то время как в Европе многие ученые считали, что психоанализ – это антинаучный нонсенс.

Мейер был одним из первых американцев, кто узнал о психоанализе и разобрался в его основах. Ему импонировало то, как Фрейд ищет семейно-биографические причины болезни, распутывает нити, связывающие жизненные факты с симптоматикой. Но Мейер не был фрейдистом. Различия между психодинамическими подходами Мейера и Фрейда весьма значительны.

Да, Мейер тоже верил в целебную силу объяснения . Анализ биографии пациента, который проводит психотерапевт, вместе с инсайтами [71] Инсайт – осознание сути проблемы. самого пациента помогают выявить причинную связь и проследить всю цепочку до того момента, который на языке схоластики можно назвать lapsus, т. е. до точки, в которой была совершена (и продолжает совершаться) роковая жизненная ошибка . Но Мейер считал, что пациент в конце концов самостоятельно разрешит свой внутренний конфликт, а Фрейд верил, что только психоаналитик может сделать это.

Мейеру не нравилось то, что Фрейд хочет свести все психодинамические процессы к одной причине (подавленной сексуальности). К тому же Фрейд описывал законы психодинамики так, будто подавление является чуть ли не единственным важным внутрипсихическим процессом. Психодинамическая парадигма Мейера была шире, свободнее от привязок к какой-то одной решающей силе типа либидо. Она предполагала, что человеческая психика делает выбор из неограниченного количества адаптивных и неадаптивных стратегий.

Для Фрейда бессознательное – это закрытый ящик с подавленными идеями, для Мейера бессознательное – это всего лишь описательное слово, синоним автоматического, т. е. повторяемого без осознания. Чтобы вылечиться нужно понять , как сформировался неадаптивный, нефункциональный паттерн поведения. Проще говоря, чтобы вылечиться, надо избавиться от привычки жить, как больной.

Не стоит преувеличивать влияние психоанализа на DSM-1. Психодинамическая парадигма проявила себя в DSM-1 ограниченно, практически только в одной части. В других частях приводятся описания расстройств, вызванных органическими поражениями мозга, то есть совсем не психологическими причинами. Таким образом, признавалось, что в психиатрии есть такие болезни, которые неподвластны аналитической интерпретации и должны рассматриваться как проявления биохимических нарушений в мозге.

Более того, коллектив авторов, работавших над DSM-1, на две трети состоял из людей, не учившихся психоанализу [4], а сами психоаналитики в 1950 гг. не пользовались DSM-1, как, впрочем, и другими психиатрическими классификациями, не видя в них необходимости.

В DSM-1 больше слов из крепелиновского лексикона, чем психоаналитических терминов. И, что важно, крепелиновские диагнозы касались наиболее популярных в психиатрической практике случаев. В те времена в США большинство пациентов лечились в стационарах, а в стационарах большинство (51 % в 1955 г. [2]) – люди с шизофренией или, как это называлось в DSM-1, шизофренической реакцией.

В истории классификации психиатрических болезней раскрываются, пожалуй, все интересные с философской точки зрения аспекты психиатрии. Технический документ, который в другой профессиональной области имел бы статус, близкий к регламенту санитарной обработки хирургических инструментов или инструкции по утилизации отходов, в психиатрии получает значение, похожее на положение Священного Писания в религии. Соответственно история дискуссий вокруг диагностических систем напоминает историю формирования библейского канона в христианстве. Для понимания принципов отбора священных текстов требуется предварительное погружение в вероучительную систему. Отцы Церкви говорили о «правиле веры» (regula fidei), с которым должны соотноситься книги, принимаемые в канон. Но если «правило веры», в соответствии с которым в первые века христианства отбирались книги для библейского канона, современными христианами не ставится под сомнение, то «правило веры», которым руководствуется психиатрическое сообщество при составлении DSM, МКБ и проч., непрерывно мутирует.

В 1890-х гг. в США, когда Мейер начинал свою работу, каждая американская психлечебница имела собственную систему классификации. Основой для них служило родившееся в Европе в 1830-х гг. учение об «унитарном психозе», который проявляется в разных видах.

Американские алиенисты видели, что разновидностей отклонений от психической нормы бесконечное множество. Разве возможна классификация бесконечности? Тем более что составление подобной системы поставит вопрос об этиологии психических болезней, а этот вопрос, смиренно признавали врачи XIX века, не решен. Этиология неизвестна, а симптомы часто пересекаются, отчего разграничить болезни только по типичным симптомам невозможно.

Мейеру, который узаконил систематический подход к работе с пациентами, идея создания единой системы диагнозов не нравилась. Для статистических отчетов он придумал систему из шести категорий. Система была абсолютно нерабочей и ассиметричной – практически все пациенты попадали в категорию «Другие психозы» (не имбецилы, не эпилептики, не алкоголики). Без особого рвения, будто из-под палки, Мейер согласился переделать систему, но так до конца своих дней не признал необходимость единой психиатрической нозологии. Он говорил: «Утверждение о том, что практикующему врачу и семье пациента нужен диагноз, связано с профессиональными обычаями, а не с медициной» [5].

Мейер, как и Фрейд, были преданы старому идеалу лекаря, который всегда работает индивидуально, никогда не «лечит болезнь», но всегда «лечит больного». Такому доктору не нужны ярлыки для наклеивания на человека. Жизнь человека не поместится в нозологическую ячейку. Каждый человек – уникальный эксперимент, поставленный природой. Хороший врач не типологизирует пациентов, а относится к больному человеку как к неповторимому сочетанию жизненных фактов. Поэтому так важно собирать анамнез, выяснять семейные обстоятельства, интересоваться историей детства. Эти данные в тысячу раз важнее поиска точного диагностического определения, который, с точки зрения Мейера, только отвлекает врача от помощи пациенту.